Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады

– А нам не продали ничего, представляешь?

Ободзинский снисходительно кивнул:

– Где было, там уже нет! – с очаровательной улыбкой он вальяжно уселся в кресло. – Так и быть. Поделюсь кое-чем. Я же все равно по два, по три экземпляра брал.

В пятикомнатный люкс возвратился победителем. Распластавшись на диване, уставился на старые большие деревянные оконные рамы. Тишина иногда перебивалась скорыми шагами и голосами постояльцев за дверью.

Он успешен, молод, красив, талантлив и заслужил лучшую жизнь. И тут же осекся: работа, семья… эти концерты, словно стахановские рекорды. А где трофей? Заслуженная радость? Счастье-то где?

Весь следующий день резались в карты. На этот раз Ободзинский схватил игру. Едва он раззадорился, Жора испортил дело:

– Не буду я с тобой играть. Это разориться так можно!

Глядя на Мамиконова, отказались и другие. Вместо игры повели разговор о трудностях игры на каких-то дурацких кирилловских гармошках.

Валера зевал, вяло глядел на музыкантов и тут обратил внимание на Щеглова с Натальей:

– А вы чего вообще? Издеваетесь? – шутя обрушился на них. – Устройте людям праздник наконец и женитесь. Все равно ж вместе. Хоть будет повод ребятам водку попить!

Изумленные, Наталья с Юрой переглянулись. Валера не дал опомниться:

– Буду свидетелем со стороны жениха. А Борька со стороны невесты! Леньку вон уже поженили. У нас все ребята в коллективе женатые.

Музыканты поддержали, и Валера договорился, чтоб жениха с невестой расписали уже на следующий день. Но накануне церемонии сам идти передумал. Что за веселье, если все равно не выпить. А им и без него хорошо будет.

Лишь за полночь тихонько прокрался к номеру Щегловых, приставил ухо.

– Все, тихо, тишина! – послышался в номере у Щегловых зычный бас Мамиконова.

– Тарам! Славик, давай вместе! За грибами в лес девицы собрались, как взошли на почту, все там разбрелись, – путая текст, запел Толмачев.

– Как взошли на опушку леса, все там разбрелись, – складно подхватили остальные.

Прижавшись к стене, Валера усмехнулся. Устроил-таки людям праздник. А самого по-прежнему что-то свербило. Он просто обязан быть счастлив. Теперь же!

Он нагрянул к Зайцеву. Леня открыл полусонный.

– Лень, пошли ко мне. Скучно… – попросил певец.

– Валерик, я сплю. Какой скучно, у тебя концерт завтра!

– У меня люкс, Леня. Сто комнат! Там спи. Чего тут торчать одному?

Когда Зайцев перебрался к нему с вещами и засопел на диване, Ободзинский еще блуждал по темному номеру.

– Я вот Нельку отправил. А без нее тоска. Люблю я ее…

– Валера, спи, не бухти. Замучил меня!

Валера набрал Неле в ночи, когда луна осветила номер и желтый свет упал на спящее, тревожное лицо Зайцева.

– Нелюша! – зашептал певец, на этот раз прийдя в восторг от ее голоса. – Я дико соскучился. Как вы там? Как дочура, мама, отец? А я сегодня Юру с Наташей поженил!

Он был уверен, что в ответ услышит холодное, пустое «ничего», а так хотелось, чтоб и Неля была сейчас же счастлива, ведь у них есть все, о чем мечтали.

– Валеша! – воскликнула она радостно и, отметив про Щегловых, что «им давно пора связать себя узами брака», бодро заголосила: – Представляешь, тут вчера мой дядя приехал и перепутал дома! Вместо нас к Кобзону пришел! Поднялся на тринадцатый, позвонил в квартиру. Говорит, Неля тут живет? Ему, мол тут. Он попал на какое-то застолье, его там напоили, накормили! И только потом уж разобрались, что номера домов у нас поменяли и теперь пятый – это наш!

И Валера с Нелей заговорили совсем, как раньше: взахлеб, увлеченно перебивая друг друга.

– Мы сейчас на Зею, на комсомольскую стройку века едем! – шептал Валера. – Я так скучаю. Без тебя я сам себя не чувствую. А ты? Ты, Нелюша? Скучаешь по мне?

– Возможно…, – флиртующе посмеивалась она, и этот смех, эта неожиданно возникшая близость между ними казались главным счастьем, про которое Валера давно забыл.

* * *

По возвращении в Москву певец продолжил работу над альбомом. Неожиданно с новой песней позвонил Дербенев. Не найдя и не желая искать повода для отказа, Ободзинский взял, да и поехал на Алексеевскую. Устроились в комнате на диване. Леня воодушевленно рассказывал:

– Валерк, в песню влюбишься. Это твое!

– Невозможно сквозь горечь полынную возвратиться к началу дорог. И не просто уходят любимые. А уходит земля из-под ног, – увлеченно читал Валера строки – и что-то близкое, глубокое колыхали в нем эти слова.

У Дербенева оказалось тепло, душевно. Совсем, как бывало у Вильки или у Гольдберга. И Ободзинский подивился, как могло прийти ему в голову, слушаться какого-то Богословского… Он будет работать с кем считает нужным. Никто ему не запретит.

– Лень, шедевр! – выдвинув губу, оценил песню Валера. – А пропустят?

– Так мне ее пропустили уже! Дело за тобой.

Пятого мая поехали на «Мелодию» записывать шедевр. Продолжая работу с Дербеневым, певец сделал на студии песни к фильму «Между небом и землей».

– Одной задницей на два базара сидишь. – вмешался Никита Владимирович. – Хочешь, чтоб я пропустил твой альбом и помог, тогда решай, где ты и с кем.