Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады

Ночь. В ожидании приближающегося рассвета, через весь Крымский мост к Театру Эстрады тянется очередь. В мерцающем свете фонарей кто-то устало переминается с ноги на ногу, кто-то хохочет, общается.

«Вновь, вновь золото манит нас», – тарахтит магнитофон.

Поклонники перешептываются, подтягиваются новые:

– Все за билетами на Ободзинского?

– Вставайте с нами, не прогадаете.

– Он же в Москве не бывает. По всем городам за ним мотаемся.

– Какой он, видали?

– Наверное, высокий красавец с голубыми глазами…

– Да ну бросьте, он маленький! Но голосина… Такой, что залы дрожат!

– Я после его концерта, как чумовой хожу. Что ни припев – чудо! Что ни песня, то глыба!

– Он запрещен был!

– Потому что неповторимый. Ни от кого не зависимый, кроме своего огромного таланта!

– Стихия! Равных нет. Скоро увидим!

– Главное, чтоб билетов хватило!

* * *

Днем Валера с Нелей и Зуперманом выдвинулись на концерт. Конная милиция в мундирах выстроилась от метро.

– Ты погляди, что творится… – изумленно проговорил Зуперман.

– Убийство просто, – выставилась в окно машины Неля.

Валера проезжал мимо напряженных лиц и улыбок. Они ищут его. Он обожаем. Во всем Союзе. А разговор с Тухмановым вышел скомканным. Валера едва успел проронить «мы не сможем работать. У меня условия», как тот отмахнулся холодно и пренебрежительно, как от навязчивой шавки. Да и ради бога. Много Валера не потерял. С другими запишется.

Стараясь сбросить с себя липучую «продажную шкуру», он снова перевел взгляд на очередь к театру и усмехнулся. Обожают они не его. Обожают образ, который он создал. Узнали б, какой он на самом деле, точно послали. Но ведь это он всех послал. И так было нужно. В конце концов, его жизнь. Кого хочет, того и посылает.

Выйдя из машины, он старался не смотреть на вожделеющую толпу. Вдруг кто-то прорвался сквозь раздирающую массу и вцепился ему в руку. Безумца оттеснили. Но Валера остался без пуговицы на рукаве дубленки.

– Хорошо хоть не разорвали, – отряхнулся и заторопился вперед.

В зале встречали бурно. Почти каждую песню узнавали, вскрикивали, подпевали:

– Спой «Что-то случилось», Валера!

– «Восточную»!

– «Карнавал»!!

Под конец поднялись с мест. Парни и девчонки рванули к сцене. Две оказались даже ничего, соблазнительные. Худенькие, а грудастые. Он представил, как они в порыве страсти стянут с себя маечки, и откровенно смотря на них, с придыханием на низких нотах застонал, зашептал, уходя в безумствующий чувственный крик:

– Stars in the sky will guide the way. The way. The wa-аy.

Оглушенные очаровательницы замерли, томно прикрыли глаза. Переполняемый плотским азартом, Ободзинский будто уже и не пел, а раздевал, брал и владел всеми в этом зале. Правитель, царь, бог. Его Москва. Теперь время собирать урожай.

И даже если он подлец, то подлец избранный, особенный, многогранный. Казалось, чем острее обнаруживались в нем циничность и сладострастность, тем правдивее и проникновеннее теперь звучало обнаженное, уязвимое:

– Ты – мое призвание, песня, ставшая судьбой. Боль забвенья раннего знал Орфей, преданный тобой.

Скрипки раздирали, тревожили, обнажали мучительный восторг сердца. Ободзинский раскинул руки. Все напряженнее и напряженнее с каждым тактом:

– Стань моей Вселенною, – объял голосом все пространство зала, – Смолкнувшие струны оживи!

Боясь шелохнуться, с трепетом и страхом зрители следили за певцом. Не в силах сдерживаться, где-то рыдали. И Неля, прикрыв рот рукой, вытирала слезы.

Закончил концерт под грохот аплодисментов.

Черная «Волга» ожидала у выхода. Певца быстро провели на улицу, посадили в машину.

– Счастье, что мы переехали, – хмыкнул он Неле, расстегивая дубленку. – представляешь, не дай бог кто узнает, где я живу…

– Ты как? – она ошеломленно глядела на него, сама не своя.

– Нормально, – ответил спокойно. – Отделался оторванной пуговицей.

– Я про концерт. Я сегодня подумала… что ты…

– Что я?

– …избранный, что ли. Столько людей с ума свести.

– А ты этого раньше не понимала? – Он иронично улыбнулся и вышел из машины, чтобы открыть жене дверь.

У подъезда, прислонившись к стене дома, стояла елка, снесенная соседями вниз после рождественских праздников. Уже порядком осыпавшаяся, она еще распространяла сладковатый запах сосны.

По хрустящему белому снегу Ободзинские поднялись в шестнадцатиэтажку и скрылись в подъезде.

С начала зимы они жили в новой квартире.

Скинув в дверях ботинки, Валерий поспешил в гостиную. Барная стойка, обитая красной кожей, празднично опоясывала огромное, во всю стену, зеркало. Над деревянной столешницей с двух сторон таинственными грибами возвышалась парочка блестящих красно-бурых плафонов. Из-под элегантных шляп лился теплый приятный свет.

– Выпьем! – Валерий сбросил дубленку на бархатный диван, оставшись в брюках и блузе с декольтированным вырезом. Оборки-воланы прикрывали кисти рук. Он мигом очутился за баром, где пряталось множество полок. Быстрым движением налил себе газировки и, рассматривая разнообразие фирменных напитков, выбрал из богатых недр бара французский ликер для Нели:

– Помнишь, я обещал тебе горы богатств?