Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады

– Предлагаю отметить в ресторане наше знакомство и удачный обмен. Чтобы он оказался удачным для всех нас, – поднял указательный палец вверх. – Ужин за мой счет!

После успеха «Восточной песни» многие поэты и композиторы мечтали работать с Ободзинским. Шлягеры посыпались один за другим.

– «Что-то случилось, этой весною…»

Исполни эту песню другой, она забылась бы, но Ободзинский вывернул душу. Его голос, как ветер. Пронзительный ветер, летящий над морем. Раскачивающий парусник чувств, всякий раз забрасывающий его на гребень. Этот голос-трепет прокрадывался сквозь шепот волн. Сперва незаметно, едва слышно. Но вскоре дыхание вод угасало, и оставался только проникновенный, натягивающийся, словно струна, голос. Натяжение достигало предела. Кажется, еще миг – и струна порвется. Но вдруг Ободзинский медленно отпускал. И тогда нежно шепотом, полушепотом:

– «Играет, играет орган»!

Призывно распахнулись двери весеннего Ленинграда: в середине мая состоялся сборный концерт в Театре Эстрады. Во втором отделении Валерий Ободзинский. Ленинград не отпускал до конца месяца. Певец участвовал в концертах с оркестром Олега Лундстрема.

Двадцать седьмого мая, в пять утра позвонила взволнованная девушка Виталия:

– Неля в роддоме!

Сон смахнуло вмиг. Только успел, что позвонить матери в Одессу, и к обеду они вместе уже переминались с ноги на ногу под окнами родильного дома. Неля махала из окна третьего этажа.

– Там моя дочура. Моя кровь. Я сделал человека! – с восторженной жадностью повторял стоящему рядом мужчине певец. – У вас кто родился?

– Сын, – гордо отвечал тот. – Сегодня гулять будем!

– А я не пью. Семь лет уж не пью. На кого похожа? – кричал он в надежде, что Неля услышит.

Квартиру наконец получили, но идет ремонт. Из родильного дома поехали в ту же однушку к Виталию на Открытое шоссе.

– Мое дитя, – трепетал над малышкой новоявленный папа, трогая губки, лобик. – Моя дочь, моя Анжелика.

– Анжелика? – хором выпалили мама с Нелей.

– На счастье мне дана. Да. Как в песне.

Валерий смотрел в детские серо-голубые глазки, на розовые пухленькие щечки и понимал: теперь он ответственен не только за Нелю, но и за дочь.

– Нель, – заговорил, когда мама забрала Анжелику на прогулку, – прости ты меня. Я эгоист горький. Не тебе поверил, а чужому. Прости, что не защитил нас.

При упоминании о Луганске она улыбнулась:

– Валешка… Ты такой ревнивец, даже страшно!

Прижавшись к ее спине, он поцеловал через ткань шелкового халата плечо:

– Я знаю, что страшно. У меня ж в целом мире роднее тебя нет никого.

– И что? Не пойдешь с другой?

Валера засмеялся.

Спать в первую ночь не смог никто. Единственное постельное место – раскладной диван, где и расположились рядком: Валера, Неля, дочка и Евгения Викторовна.

– Она не дышит! – подскакивал Валера среди ночи.

– Валера, прекрати! Доведешь тут всех, – ругалась мама.

– А почему теперь так вздохнула?

Так и пролежали до утра, протаращившись в сумраке ночи то на ляльку, то друг на друга.

Пройдя с Анжеликой необходимые обследования, через месяц уехали в Одессу. На тумбе в знак благодарности за приют для Виталия оставили большой телевизор «Горизонт».

Каждое утро счастливый отец важно выходил с коляской на Дерибасовскую. Неля брала его под руку, и они направлялись к парку Шевченко. По пути встречая знакомых, показывали красавицу-дочурку. Те выражали восхищение, а счастливые родители триумфально кивали.

Семейный отдых продлился около месяца. Июль и август Ободзинский работал в музыкальных салонах одесских теплоходов. В Москву вернулись в сентябре.

Намечался сольный концерт в столичном Театре Эстрады. Этого события певец ждал годы.

Ободзинский и подумать не мог, что тем временем о нем зашла речь на художественном совете фирмы «Мелодия». Поэты и композиторы, среди которых были Пляцковский, Ошанин, Хренников и Богословский, обсуждали артистов, чьи песни войдут в следующую пластинку. Редактор, Владимир Дмитриевич Рыжиков, предложил кандидатуру Ободзинского.

– Кстати, весьма интересный случай. Давно хотел спросить, а кто такой этот Ободзинский? – спросил поэт-песенник Лев Иванович Ошанин, поправляя очки.

– Валерий – солист из оркестра Лундстрема, – пояснил Рыжиков. – Прекрасный певец. Огонь. Что-то фантастическое на нашей эстраде.

– И все? А образование? Откуда он? – не впечатлился Ошанин.

«Жюристы» переглянулись и снова обратили взгляд на Рыжикова.

– Он сейчас популярен. «Восточная песня» произвела фурор. Совсем недавно выступал в сборном концерте в Театре Эстрады. С большим успехом.

– Восточная? Это там где любовь, как точки? – удрученно покачал головой Лев Иванович. – Вы читали эти тексты?

– Гаджикасимов же написал! – бросил подначку композитор Никита Богословский, развернувшись в кресле к Ошанину.

– Гаджикасимов не потрудился поработать над текстами. Стихи должны за душу брать. Смыслом, сюжетом наполнены. В Союзе писателей есть много прекрасных поэтов, которые пробивали себе дорогу годами, но мы печатаем почему-то выскочек?