Мы ждали. Ждали долго. Не помню, о чем негромко говорили, да она нас и не замечала. Она вслушивалась в шаги прохожих на улице. Я чувствовал, что она уже стала беспокоиться, когда неожиданно…
— Сын!.. И не один…
Они вошли в распахнутую Матерью дверь. Остановились. Впереди в строгой военно-морской форме Он, за ним, переминаясь с ноги на ногу, смущенный Тренер.
— Мама, вот и мы… — словно оправдываясь, сказал моряк.
Мать в момент собралась и почти официальным тоном ответила:
— Вижу. Рада. Ждем. Будьте гостями, — и не выдержав, расцеловала обоих.
— А это тебе, — сын отдал ей букетик тюльпанов, и Тренер как-то из-за спины стройного моряка протянул ей такой же букетик.
— Мы шли пешком из Кремля. Вот и задержались…
— Шли, все вспоминали и говорили, говорили… Так? — спросила Мать.
— Так.
— Если вы такие говоруны, то расскажите хоть мне, друзьям, о том как все происходило. Но прежде… Вас в Кремль пригласили для воспоминаний? Давайте, показывайте. Не зря же я берегу вот это… — И на белоснежный стол Мать аккуратно положила подборку центральных газет. — А теперь отчитывайтесь.
Поверх газет Он положил красную орденскую коробочку, а за ним Тренер, повинуясь взгляду Матери, свою.
— Откройте, — попросила Мать.
И мы увидели две поблескивающие эмалью награды — Орден и Медаль. А на страницах газеты жирным шрифтом читалось:
Обе награды за труд. О нем, о нелегком и достойном, так высоко оцененном Родиной, говорили Валерий Попенченко и Григорий Кусикьянц, шагая по улицам Москвы к ожидавшей их Матери.
На следующих страницах постараюсь рассказать, о чем вспоминали боксер и тренер в тот весенний московский день.
2
Перед пятнадцатым чемпионатом Европы близкие друзья, боксеры, тренеры были сдержанны, пожалуй, даже слишком осторожны в прогнозах. Но, когда речь заходила о Валерии Попенченко, все становились единодушны: золота ему не видать, в лучшем случае — бронза, и то хорошо…
Уж кто твердо верил в его победу, так это тренер, мать и, конечно, сам Валерий. Ему чужда была самоуверенность. Но главным в нем всегда было сознание своей силы, вера в победу, подкрепленная физически и психологически; эта уверенность опиралась на весь опыт, который он приобрел не без помощи своего тренера.
Валерий вышел на большой ринг Московского чемпионата, чтобы доказать окончательно свое право быть первым. И даже накануне, в последнем отборочном бою с Киселевым, он был внешне собран и спокоен. Его предстартовое состояние, нервную дрожь чувствовал и понимал лишь один человек в этом небольшом боксерском зале на стадионе «Динамо» — тренер. Это была последняя прикидка, последний экзамен, который они с Кусикьянцем держали перед строгими судьями, Федерацией бокса и тренерским советом. Окончательный состав сборной в некоторых весовых категориях, в том числе и во втором среднем, должны были решить последние бои. «Легко — думал Валерий, — Борису Лагутину, Туминьшу, Никанорову, Абрамову — для них это просто последняя тренировка. Они уже включены первыми номерами в состав сборной. В них верят. А каково мне?»
Даже «хвалебная» хроника о нем в прессе выглядела двусмысленно. Когда он впервые стал чемпионом страны, «Советский спорт» не обошел его своим вниманием. Автор статьи, известный журналист, образно назвал его «рыцарем с открытым забралом», а в заключении авторитетно заявил: «На одной смелости и напоре в боксе далеко не уедешь, успех таких боксеров-силовиков, как Попенченко, бывает случаен, а жизнь в боксе недолговечна».
«Хоть так отметили», — шутил Валерий.
Он знал что многим не нравится его манера вести бой. Его попенченская стойка. Но как остаться самим собой и при этом добиться права на признание? Как, не подстраиваясь под общепринятые вкусы, остаться Попенченко? Думается, об этом заботился не столько сам Валерий, сколько его тренер Григорий Кусикьянц.