Читаем Валерий Воронин - преждевременная звезда полностью

На перроне под снегом баба в белом халате поверх тулупа вынула из огромной корзины три бутылки пива — на большее у нас не хватало денег.

Я с нетерпением ожидал, что имя Воронина произведет магическое воздействие на всех железнодорожников — нам одолжат денег, выдадут билеты, восхитятся самим замыслом отправиться в Ленинград. Но в положение вошел только начальник «Красной стрелы» — и то никаких эмоций при знакомстве не выразил, отвел нас в купе на двоих и предупредил, чтобы завтра вечером подошли ко второму вагону и спросили его, иначе никто нас обратно не возьмет.

Утром протрезвевший Воронин держался со мной несколько отчужденно. Словно я был инициатором путешествия. Меня же просто мучило похмелье, но голова работала. Я помнил, что гостиница «Октябрьская», где жил я во время кинофестиваля, на вокзальной площади — и по какому-то наитию предположил, что Миша Посуэлло может в ней жить. Миша в межсезонье перешел из «Спартака» в «Зенит». Проездом в Тулу три или четыре дня назад он заходил ко мне на Лаврушенский, но уточнить его ленинградский адрес я не догадался. Вечер у меня в родительской квартире получился слишком уж сумбурным. Днем я встретился с Ворониным в ресторане ВТО. С ним была дама, ничем внешне не напоминавшая случайную подругу футболиста, — дам, проходящих по этой номенклатуре, я за краткий период общения с торпедовцами и приятелями их из других команд повидал достаточно — и лексика спутницы Валерия настораживала. Все объяснялось просто: «Это наша преподавательница по научному коммунизму в институте физкультуры поставила мне зачет — ну мог я не пригласить ее покушать?». Как нарочно, в ресторан пришел еще один студент — игрок защиты «Торпедо» — и был приятно удивлен, встретившись с учительницей. Поехали ко мне. Возле дома напротив Третьяковской галереи дворники намели высокий сугроб метров шесть или семь длиною. Но Воронин, желая произвести впечатление на педагога, попытался перепрыгнуть его по горизонтали — и едва не перепрыгнул, зарывшись в снег, пролетев только метров пять с половиной. Мы поднялись на четвертый этаж — с нами уже был и не помню откуда взявшийся Посуэлло, и нашедший нас в Доме Актера Шура Фадеев — вошли в квартиру. На стене в моей комнате висели боксерские перчатки — мои товарищи не мыслили себя без бокса. И сейчас, конечно, тоже все, кроме Воронина, обратившего внимание на смятение дамы от всего ею увиденного, натянули перчатки. И Фадеев едва не свернул Посуэлло челюсть…

…Что бы, интересно, мы делали в Ленинграде, если бы не застали Мишу Посуэлло в его тысяча каком-то номере?

Но дверь номера на наш настойчивый стук открылась. И по ту сторону низкого порожка застыл в изумлении, в оцепенении, во власти сна наяву какой-то парень в тренировочных штанах. Он ничего и произнести не мог — хорошо Миша увидел нас из глубины большой комнаты.

Пройдет тридцать лет — и этот парень возглавит на чемпионате мира сборную страны, а до того приведет к чемпионству две команды: «Зенит» и ЦСКА. Но тогда только-только приглашенный в Ленинград из команды второй лиги Павел Садырин онемел, увидев в дверях своего номера Воронина. Рассказывая о случившемся с молодым футболистом своему приятелю-журналисту — работнику ТАСС, я предложил ему аналогию: «Представь, что к тебе домой пришел Лев Толстой!» Он сказал: «Нет, старичок, лучше вообразить, что ко мне пришел наш генеральный директор Горюнов». Ну что же, каждому свое: хорошо было и Садырину, и Мише, чей авторитет визит к нему Воронина заметно укреплял. Он даже не пошел на тренировку. Поехали через весь город в гости к бывшему игроку «Торпедо» — из состава шестидесятого года — Хомутову. Хомутов к тому времени играл за ленинградское «Динамо», выступавшее то ли в первой, то ли уже во второй лиге. У бывшего торпедовца в гостях сидел приятель — с виду хозяйственник. Они завтракали — на столе стояли две или три четвертинки. Приятель куда-то заторопился. Назначил нам встречу в шесть часов вечера в «Европейской» и порекомендовал поехать к Семену, кажется, в скобяной магазин. И мы поехали.

Директора на месте не оказалось. Мы выпили в столовой поблизости бутылку водки на четверых. И кому-то из ленинградцев пришла в голову мысль сыграть на снегу в футбол — тут же в переулке, ведущем к Невскому. Мы нашли половинку кирпича, из шапок и шляпы Воронина сделали ворота…

Перейти на страницу:

Все книги серии Судьба

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии