Валерия Новодворская в гостях у Дмитрия Гордона.

У нас тоже был Новгород, который придерживался ганзейского права, а также превосходил по количеству политических свобод и по уровню экономического развития европейские города, но затем на российских землях прижились еще две традиции, и они, к сожалению, нас убили. Одна из них – византийская: мы не то христианство приняли, магическую его ипостась. Вас это так не подкосило, потому что расцвет византийщины наступил, когда вы уже жили более-менее обособленно: Червонная Русь, то есть Галичина, Запорожская Сечь, а мы переняли из византийской традиции худшее – спесь («Два Рима пали, Третий стоит, Четвертому не бывать!») и модель политического устройства: внизу – охлос, а сверху – сатрапы, никакого гражданского общества. Вот что мы усвоили благодаря монахам, пришедшим из Византии!

На это наложилась еще и ордынская традиция, когда нас завоевали монголы и Москва, позаимствовав все их повадки, стала, в общем-то, Московской ордой… Отсюда мы унаследовали потребность в экспансии – бессмысленном завоевании, ведь для самой Орды не было абсолютно никакой пользы от того, что она пошла на Запад (кстати, и Россия от создания Российской империи и Советского Союза ничего ровным счетом не выиграла).

Эта ордынская ненасытность может быть устранена, только если народ сознательно от нее откажется. Мы, таким образом, стоим на пяти традициях, три из которых для демократического развития неблагоприятны.

– В будущем, кроме солнца, России что-нибудь светит?

– А нам и солнце светит достаточно редко – Господь, видимо, осознает, что такое Россия, поэтому весьма скупо отпускает ей ясные дни. Как бы еще Всемирный потоп на отдельно взятой территории не устроили!

– Тем не менее цивилизованная жизнь, как в государствах Европы, когда-нибудь в Пензенскую и Смоленскую области, в Хабаровский край придет?

– Знаете, нам был дан шанс – в 91-м его все получили. Россия, к сожалению, просто за него не ухватилась…

– Почему же, на ваш взгляд, мечтатели-либералы уступили место капиталистам-прагматикам?

– Ой, нет, капитализм – и это нормально! – всегда прагматичен, но неотделим в то же время от христианства, протестантской этики, совести. В нем ведь не только джунгли и гонка экономическая – этакая «Формула-1», но еще и законы строгие. Там милость к павшим призывают и, простите, пандусы строят для инвалидов. В Европе без таких устройств, позволяющих проехать на инвалидной коляске, ни один кинотеатр не сможет открыться, а в России вообще пандусов нет – вот он, наш гуманизм! Дело в том, что наша страна вообще не христианская.

– А какая?

– Глубоко языческая – нам миссионеры нужны. Россия верит не в Бога, а в государство, поэтому храм Христа Спасителя стоит у нас на мойке машин, и я знаю многих людей, которые въезжали в эту мойку христианами, а выезжали совершенными атеистами. Ну кто, скажите, останется христианином под рукой патриарха Алексия, который призывал юношей идти в Чечню и там убивать, да и сегодня лижет Путину пятки? Это же не церковь, а идеологический отдел ЦК «Единой России»!

Я хорошо знаю, что такое Российская православная церковь (РПЦ), поэтому принадлежу к Украинской православной автокефальной церкви. Во главе нашей общины отец Яков Кротов, ученик Александра Меня, мы подчинены непосредственно владыке Игорю, который в Харькове преподает в университете историю. Патриарха Варфоломея – под его рукой мы пребываем! – вы недавно вживую видели, а я, слава Богу, сподобилась по телевидению. Очень милый!

– Ощущаете ли вы человеческую благодарность Горбачеву за то, что он попытался что-то с этой огромной, дремучей и неподъемной страной сделать?

– У меня с Горбачевым были очень сложные отношения, потому что за два года, с 88-го по 90-й, когда полным ходом шла перестройка, я пережила 17 административных арестов по 15 суток и семь с половиной месяцев провела в состоянии голодовки. За то, что, как Оливер Твист, мы просили больше свободы и больше каши, нас били ложкой по голове, но потом, когда все это миновало, с Горбачевым мы помирились. Он, согласитесь, мог бы вообще ничего не делать – на его век бы хватило. Сидел бы себе, а если бы мы стали требовать каши слишком громко, утопил бы все в крови, как китайцы на Тяньаньмэнь. Он тем не менее не мог в этом плане переступить через себя…

– Вы, следовательно, испытываете к нему благодарность?

– Теперь – да!

– Михаил Сергеевич в вашем понимании – историческая личность?

– Конечно. Поэтому его так ненавидели коммунисты: еще бы – Советский Союз развалил! Сейчас у него даже возникли вполне демократические, точнее, социал-демократические убеждения, но Путина он очень боится.

– Да? Почему?

– Наверное, видел таких вблизи и хорошо знает, особенно после истории с Литвиненко, что тот может сделать. Горбачев его явно побаивается, и оттого все предложения возглавить сопротивление и идти кандидатом в президенты с антипутинским текстом отклика у него не находят…

– Неужели прямо-таки ужас Владимир Владимирович в нем вызывает?