Валеркин декабрь

— Маша, — мягко начал Алексей, — зачем ты напугала пожилую женщину?

— Это она нас пугала, — ответил я за Машку, — а моя соседка сказала правду! И вообще, вызовите нам такси, пожалуйста!

Алексей растерянно посмотрел на меня, но тут подруга повернулась к женщине лицом и мстительно добавила:

— Между прочим, сейчас в вашей квартире — просто улетная вечеринка! И девочки там такие… здоровенькие! А как они пьют коньячок! И с удовольствием занимаются физическими упражнениями… вместе с мальчиками! — Машка закатила глаза и чмокнула губами. Я спрятал под рукой ехидную улыбку. Анна Михайловна схватилась за телефон.

— Не верьте, это — мистика! — все-таки не удержался мой язык за зубами.

— Да, Анна Михайловна, лучше позвоню я. — Сказал Алексей. — Какой у него номер?

Она продиктовала, а хозяин набрал. Он еще не успел сказать “алло”, как из динамика послышалась громкая музыка, и Алексей отодвинул его от уха.

«Ну кто там еще?» — раздался, наконец, нетрезвый голос. Женщина потянулась к Алексею за телефоном, но тот уже скинул вызов.

— Вызови мне такси, Лешенька, — попросила Анна Михайловна и вытащила свой телефон.

— Не надо звонить, — мягко отвел ее руку хозяин. — Поедем вместе и разберемся.

Он помог надеть ей пальто, и они снова вышли в ночь. В двери провернулся ключ и во дворе джип заурчал двигателем.

Машка подняла голову:

— Тапочки забыла!

— Может, еще вернется?

— Не вернется, Валер. Когда чужой человек говорит тебе тщательно скрываемую ото всех правду, его начинаешь ненавидеть. Тем более, такая, как она. Железная леди, сгибающая в дугу чужих мужиков, не может справиться с собственным сыном! Это удар под дых. Понимаешь?

— Да, Маш. А давай ты со мной еще физикой позанимаешься?

— Планшет давай, двоечник! — фыркнула она.

Мы еще занимались задачами и грызли печенье, когда вернулся наш хозяин. Он отпер дверь, зашел, скинул куртку и молча пошел на второй этаж. Скоро зашумела вода. Мы переглянулись. Машка отложила планшет и сказала:

— Помоги дойти до кровати.

— Мы не будем его ждать? — удивился я.

— Хочешь получить ни за что? У тебя непомерно раздутый комплекс вины! От чужих мыслей рушится чужой мир, а ты опять виноват?

— Да что ты, Маш, пойдем! — я подал ей руку, и мы заковыляли в свои комнаты. Уходя, я выключил свет, и внизу стало темно.

Я стал засыпать, когда негромко заскрипела деревянная лестница под весом Алексея. Он на цыпочках прошел в кухню и включил электрический чайник. Потом подошел к нашей двери, которую я прикрыл по просьбе Машки, остановился и еле слышно выдохнул:

— Простите! — и пошел на второй этаж. Я подумал, это как: простите, вы правы, или простите, но вам пора? А, завтра узнаю. Я потихоньку повернулся на бок и услышал, как за шкафом всхлипнула Машка.

Утром я проснулся оттого, что небо сменило темный цвет на светлый. Значит, уже около восьми часов. Скорее, начало девятого. В доме стояла тишина. Не было слышно даже неугомонного Ноки. Я потихоньку встал и, опираясь на палку, пошел в туалет. На обратном пути заглянул в гостиную и посмотрел на вешалку у входной двери. Куртки Алексея на вешалке не было. Значит и щенка он увез с собой. Я побрел на кухню. В конце концов, нам с Машкой надо было что-то съесть, чтобы не протянуть ноги. Я поставил чайник и влез в холодильник. Достал пачку молока, снял с полки гречку и, размолов ее в кофемолке, стал варить нам кашу. Получилось очень даже ничего. Особенно с маслом. Я взял тарелку, ложку и пошел к Машке. Та уже не спала, но лежала очень тихо. Застывшие глаза, как два кусочка льда, смотрели в окно.

— Маш, — позвал я, — надо поесть!

— Валер, — она обернулась ко мне, — он уехал!

— Ну, уехал, и что? Давай приподниму, тебе так будет удобней.

Я поставил тарелку на столик, и одной рукой упершись в стену, начал тянуть Машку.

— Валер, он обещал нас защищать! — ее голос сорвался, и она закашлялась. Сквозь слезы и кашель продолжила: — я давно зареклась верить людям! Зачем на этот раз поверила? Он же сам все видел! А пришла какая-то тетка, и он встал на ее сторону!

— Хватит нюни распускать, — гаркнул я на нее. — Ты хочешь быть с ним? Тогда борись! Мало ли кто что сказал. Говорить будут обязательно. Человек так устроен, что ему всегда любопытно, что делается в дому у соседей. И всем, даже самым прекрасным движениям души, ищет самые грязные объяснения. Понимаешь, им приятно, когда кто-то оступается и падает. Они тогда кажутся себе чище и благородней! А с теткой этой, Анной Михайловной, вообще особый случай: он ей — как сын. То есть, ее мужчина. А тут появляется неизвестная девица с интересной бледностью в лице и пытается его отнять! Вот как бы ты поступила?

Машка, перестав плакать, выслушала мои объяснения и, к моему счастью, согласилась:

— А что, все было так явно? Что он мне интересен?

— Маш, не знаю, я за вашими женскими штучками не слежу, но у него горели глаза. Я думаю, это случилось в первый раз после гибели его семьи. А это уже повод для беспокойства. Она, как мне кажется, боится остаться ненужной. Если ее мальчики найдут себе женщин, кому она будет дарить свое тепло, свою заботу?