Валет червей

- Тогда я расскажу тебе, - сказала она. - Леон привез меня к Лотти. Он был моим любовником до этого, был любовником пока мы жили здесь.., и остается им. Видишь ли, хотя твой отец и признал тебя своей дочерью, не все происходило так, как вы хотели. Леон, который был тебе нужен, был моим любовником. Шарль, Лотти, был моим любовником. В спальне он не очень-то разбирался, признал меня отец своей дочерью или нет. Но я все равно являюсь дочерью графа. Они пытаются доказать мне, что это не так, но это так, уверяю вас. Это так. Я благородного происхождения. Такого же благородного, как и вы. У нас у всех один отец.., и неважно, что по этому поводу говорят.

Софи беспомощно смотрела на меня. Я подошла к ней и нежно обняла ее.

- Ведь правда же, - сказала она, - что Леон обращал на меня внимание? Ну, немножко...

- Он был здесь с миссией, - сказала я.

- Но он же был все время любовником Лизетты. Он просто притворялся...

- Иногда люди притворяются. Мы все были обмануты.

- А я проклинала тебя. Я проклинала тебя за то, что ты распускаешь о нем слухи.., лживые слухи. Я говорила, что твой любовник убил Армана ради того, чтобы ты могла завладеть богатством моего отца. Я говорила все это, Лотти, и я пыталась верить в это, но, мне кажется, что-то внутри меня не позволяло верить в это. На самом деле я в это не верила. Возможно, я всегда понимала, что Леон не мог обратить на меня внимание. То же самое было и с Шарлем. Когда я нашла в его комнате тот цветок, я начала ненавидеть тебя.

- Я там никогда не была. Я потеряла цветок, который он купил для меня. Цветок, который ты нашла, не принадлежал мне.

- Что там такое насчет цветка? - спросила Лизетта. Я повернулась к ней.

- Какая тебе разница? Все это было давным-давно. Шарль как-то раз купил мне на улице цветок, а Софи нашла такой же у него в спальне.

- Красный пион, - сказала Лизетта. И опять она расхохоталась. В этом смехе явно проскальзывали истерические нотки. - Это я оставила там цветок, Софи. Я уронила его в комнате Шарля. Я позаимствовала его у Лотти, поскольку он подходил к моему платью, я помню это. А потом я про него забыла. В конце концов, это был всего лишь искусственный цветок. Вот тебе, Софи, доказательство того, что он был моим любовником. Знай, что у меня от него ребенок. Да, Луи-Шарль - его сын.

- Прекрати, Лизетта, - воскликнула я, - прекрати!

- А почему я должна прекратить? Настал момент истины. Давайте лучше прекратим обманывать самих себя. Давайте продемонстрируем, кто мы на самом деле.

Слезы хлынули по щекам Софи, насквозь промочив ее капюшон. Я обняла ее, и она прижалась ко мне.

- Прости, Лотти, - сказала она, - прости... Я ответила:

- Когда люди знают правду, они понимают. Здесь нечего прощать, Софи. Я поцеловала ее в изуродованную щеку. - Дорогая Софи, - сказала я. - Я рада тому, что мы вновь стали сестрами.

Лизетта и тетя Берта смотрели на нас. Практичный ум тети Берта, видимо, пытался сообразить, что нам сейчас следует делать. Лизетта, похоже, все еще была ошеломлена.

- Вам действительно следует уходить отсюда, - сказала тетя Берта. Возможно, нам всем надо это сделать. Но вам наверняка, мадам Лотти.

- А что будет с мужчинами? - возразила я.

- Их нельзя беспокоить.

- Я остаюсь здесь, - сказала я. Тетя Берта покачала головой, а Лизетта успокоила ее:

- Нам с тобой нечего бояться, тетя Берта. Ты служанка, и хотя я аристократка, Леон Бланшар - мой друг. Он обеспечит мою безопасность.

- Замолчи! - воскликнула тетя Берта. - Она покачала головой и повернулась, бормоча:

- Что же делать? Что же можно сделать?

- Ничего, - ответила я. - Просто ждать.

***

Мы ждали всю вторую половину дня. Стояла жара. Мне казалось, что я вижу все с какой-то особой ясностью. Возможно, именно так и чувствуют себя люди, смотрящие смерти в лицо. Я уже видела толпу, перед которой выступал Леон Бланшар, и могла представить себе этих людей, идущих на замок с кровожадным блеском в глазах. Я подумала о своей матери, выходившей из магазина и попавшей в самую гущу такой толпы. Я вновь представила себе, как уже бывало, карету, увидела перепуганных лошадей. Что она чувствовала в эти ужасные последние секунды? Я немало слышала о насилиях, захлестывающих целые города, и знала, что человеческая жизнь ничего не значит для этих людей. Будучи дочерью графа д'Обинье, я была их врагом. Мне рассказывали, как они повесили на фонарном столбе торговца, потому что решили, что именно он взвинчивал цены на хлеб.

Мне никогда не доводилось встречаться лицом к лицу со смертью, но я знала, что этот момент приближается. Я ощущала странную легкость в голове, отстраненность от всего. Страх, конечно, присутствовал, но это не был страх перед смертью, а лишь перед тем, что ей предшествует. Теперь я понимала, что чувствуют в тюремных камерах люди накануне казни.