Валет червей

- Вы много общаетесь с Джонатаном? Она улыбнулась и закивала головой.

- А с Дэвидом?

- Я его никогда не пускаю сюда. Он не такой, как его брат.

- Значит, Джонатан приходит один. И о чем вы с ним разговариваете?

- О его матери, о прошлом.

- Разумно ли говорить об этом с ребенком?

- Я рассказываю ему правду. Все дети должны знать правду. Так сказано в Священном Писании.

- И вы позволяете Джонатану.., выполнять ваши поручения?

- Он сам этого хочет, - сказала она. - Ему это доставляет радость. "Ну, какое у нас сегодня задание, Гризл?" - спрашивает он.., маленькая обезьянка.

- Значит, он следит за своим отцом. Он.., шпионит за ним?

- Нам всем нужно знать, не собирается ли хозяин снова жениться. Это бы повлияло на всех нас.

- Но вы же няня, и неужели вам не кажется, что че следует вовлекать ребенка в такие дела?

- Джонатан не ребенок. Он уже родился мужчиной.., как его отец. Я знаю многое из того, что происходит. Я много узнавала от Изабел. Я видела его ее глазами. Поосторожней, мадам. Он опасен для всех. Не забывайте, он убил мою Изабел.

У меня было большое желание встать и убежать, чтобы не видеть эти безумные глаза. Мне стало казаться, что я задыхаюсь, словно меня здесь заперли вдвоем с безумной старухой. Она обвиняла Дикона в убийстве только потому, что его жена умерла во время родов. Она научила Джонатана шпионить за отцом. Сама мысль о том, что этот мальчик выслеживал нас до Эндерби.., лежал там где-то в засаде.., вызывала во мне отвращение.

Я задумывалась над тем, рассказать ли Сабрине о сделанных мною открытиях. Я чувствовала, что кому-то об этом необходимо рассказать, но кому? Бабушка была просто физически не в состоянии справиться с ситуацией. Сабрина? Мать? Дикон?

Я никак не решалась поделиться своим открытием с кем-нибудь из домашних. А потом я подумала: а какой собственно вред в том, что старуха шпионит? Для Джонатана это было просто игрой. Шпионить за собственным отцом и сообщать об этом Гризельде! Да, в этом было явно нечто нездоровое. Но нечто нездоровое было вообще в отношениях людей в этом доме.

Пока я прикидывала, подготовка к отъезду шла полным ходом, и через несколько дней после моего разговора с Гризельдой мы с матерью уже были в пути.

ПАРИ

В Кале мы высадились на берег и попали в объятия встречавшего нас отца. Я была поражена и слегка позавидовала матери, видя, как сильно он ее любит. Это просто бросалось в глаза. Моя же мать принимала это как должное, но я знала, что и она так же любит его. Я убеждена - она считала, что именно так и должны относиться друг к другу женатые люди. Меня часто удивляло, что ее слепая вера в такие узы оказалась настолько сильной, что даже мой отец, - казалось бы, столь многоопытный мужчина, - сумел обратиться в ее веру. Она смотрела на мир наивно и служила примером того, какой огромной силой обладает наивность. Как отличались от нее мы с Шарлем. Да, между нами существовало сильное влечение; мы имели право сказать, что любим друг друга, - с определенными оговорками. И все-таки я чуть не поддалась искушению с Диконом и была уверена, что у Шарля есть любовные связи на стороне. Я принимала это как условия существования брака единственный способ, которым его можно сохранить. Как была бы потрясена моя мать!

Когда я видела их вместе, у меня становилось теплее на сердце, ведь у отца еще хватало тепла и для меня. Меня он рассматривал как осязаемый плод его великой страсти. Я была счастлива в их обществе.

В Обинье я задержалась на несколько дней. Родители хотели, чтобы я побыла подольше, но мне не терпелось попасть домой, встретиться с Шарлем и Детьми. Я предвкушала удовольствие от встречи с Лизеттой. К тому же мне было неуютно в этом замке, где себя заживо похоронила Софи.

Мне хотелось бы повидаться с ней, рассказать ей о возвращении Лизетты, о том, что иногда у меня бывает ощущение, будто вернулись прежние времена, что мы с Лизеттой часто вспоминаем о ней и очень бы хотели быть вместе с ней.

- Софи не меняется к лучшему, - сказал мой отец. - И теперь мы уже прекратили все попытки как-то повлиять на нее. Софи не выходит из своих комнат, и ей, видимо, вполне достаточно общества Жанны.

Я спросила, не могу ли посетить ее, но Жанна дала нам понять, что это нежелательно и может вызвать у Софи неприятные воспоминания.

Арман встретил меня как обычно одновременно и с удовольствием, и с прохладцей. А Мария-Луиза показалась мне далекой, как никогда. Отец рассказал, что ее набожность растет с каждым днем и что, похоже, детей у нее никогда не будет.

Шарль бурно выражал восторг по поводу моего возвращения и признался, что уже почти не чаял меня когда-нибудь увидеть. Шарло крепко прижался ко мне, его примеру последовал Луи-Шарль. Что касается Клодины, то она стала уже большой и время от времени произносила вполне разборчивые словечки и даже умудрялась сделать несколько шажков подряд. Самым приятным из всех событий оказалось то, что она меня узнала и зачмокала от удовольствия, когда я взяла ее на руки.