Аднан игрок, и мы всегда посещаем частные игровые залы, где он может играть на большие деньги. (Он известен как «кит», один из крупнейших игроков в мире.) Мы сидим за столом, играя на стопки фишек по 10 000 долларов. Оба азартны, поэтому стараемся побить не только крупье, но и друг друга. Он позволяет и мне играть фишками по 10 000 долларов. Аднан, должно быть, потерял 300 000 долларов за один присест, но нисколько не обеспокоен проигрышем. Потом возвращаемся в его апартаменты. В постели ему на время удается отвлечь меня от мысли, что он принял меня за другую женщину.
Мне нужно вернуться в Лос-Анджелес, где меня ждет работа, но обещаю Аднану, что вернусь, как только смогу. Доминик заказывает мне билет, и меня переносят обратно в реальный мир. Прилетаю коммерческим рейсом в Международный аэропорт Лос-Анджелеса и добираюсь челночным автобусом до парковки Long Term Parking Lot C и моего светло-зеленого «форда фэрлейн-500» 1970 года. Проезжая по скоростной автомагистрали 405 с закрытыми окнами, врубаю на стереосистеме группу Queen, сбрасывая все наслоения жизни с Аднаном в Вегасе. Когда сворачиваю на подъездную дорожку родителей, мои волосы разлетаются в тысячу разных направлений, и все следы Вегаса спрятаны.
Пески
Полет в пустыню – моя новая еженедельная рутина. Такси, украшенные манекенщицами, снуют в районе Международного аэропорта Маккаррена в Вегасе. Афиши над входами гостинично-развлекательных комплексов Caesars Palace, MGM и Hilton жирным шрифтом возвещают – Шер, Том Джонс, Либерас и Уэйн Ньютон.
Иногда заезжаю навестить своих бабушку и дедушку прямо из аэропорта. Они живут в пригороде, в трех милях от бульвара Лас-Вегас-Стрип. Водитель лимузина всегда говорит:
– Надеюсь, вы знаете, куда едете?
Когда мы подкатываем к забору из сетки рабицы, который окружает их крошечный пастельно-розовый дом, он переспрашивает:
– Уверены, что она здесь живет? Мне подождать или вы позвоните, когда освободитесь?
Прошу его уехать, потому что соседи уже глазеют на лимузин. Он всегда удивляется, когда даю ему чаевые, и говорит:
– Знаете, все эти богатенькие игроки. Они не дают на чай. Прикидываются богачами, но не дают чаевых.
У меня приятные воспоминания о доме бабушки и дедушки. В детстве мы с сестрой каждое лето жили с Бабулей и Дедулей по нескольку недель. Комнаты в доме Бабули окрашены в пастельные тона, от мятно-зеленого до розового, небесно-голубого и желтого.
Объятия и поцелуи Бабули были единственным проявлением привязанности во времена моего детства. Она всегда подтыкала мне одеяло в постели, говоря: «Спокойной ночи, дорогая, Боже, храни ее». Это было так приятно.
Моя сестра, Бабуля, и я, бывало, пекли пироги, ели бутерброды из мягкого хлеба Wonder Bread с колбасой и майонезом и играли в карты на кухонном столе до поздней ночи. Постоянное хихиканье Бабули как сахарная глазурь на торте. Дедуля рано ложился спать, и мы втроем смеялись над его громким потешным храпом. Бабуля нередко брала меня с собой в супермаркет напротив автомобильного рынка Флетчера Джонса, где я смотрела, как старые дамы играют в игровые автоматы, расположенные вдоль витрин у стоек.
Пожилые женщины сидят, принаряженные в свои ансамбли из полиэстера и в париках, прикуривая одну сигарету от другой. Они тянут черный шарик на ручках игрового автомата, удерживая на коленях красно-белые картонные ведерки с монетками.
После сумерек, когда на улице спадает жара, рискуем выйти наружу, подальше от кондиционера. Жужжат цикады, кругом носятся летучие мыши. В темноте мы лежим на подъездной дорожке, часами наблюдая за звездами. В пустыне так темно, что звезды освещают ночное небо. Моя сестра всегда замечала падающие звезды.
В эти дни дом Бабули притих. Дедуля перенес инсульт, и теперь он в инвалидном кресле. Бабуля никогда не жалуется на то, что приходится ухаживать за ним. После инсульта Дедуля не может контролировать свои эмоции, и стоит ему увидеть меня, он начинает плакать. Приготовление еды, игра в карты и прогулки по торговому центру с Дедулей в коляске – таковы наши простые удовольствия. Их дом – это мое святилище посреди прекрасной невадской пустыни.
Кровать Аднана – единственное место, где мы оба можем укрыться от тягот мира. У него есть две спальни в отеле Sands, и мы проводим большую часть времени в самой тихой и приватной. Она довольно старомодная и аляповатая, потому что здесь не было реконструкции со времен Говарда Хьюза, реликт шестидесятых годов, включая зеркало в золотой раме на потолке над кроватью. Единственная отличительная черта – неизменный запах ванильных свечей.
Мы лежим в постели, пьем шампанское, разговариваем и смеемся, а прислуга входит на цыпочках с серебряными блюдами, наполненными морепродуктами и фруктами. День перетекает в ночь, в то время как мы предаемся друг другу.