– А ведь пережитками прошлого эти слова и, главное, понятия сделали мы. Мы стерли их из обихода. За какие-то тридцать лет! Мы забили головы людей жаждой потребления вещей и удовольствий. Из молодежи уже никто не пойдет работать на фабрику или завод. Даже за хорошие деньги. Мы напрочь отбили охоту к физическому труду. Мы развалили образование и медицину. Развалили экономику. Внесли хаос и неразбериху во все, что окружает рядового человека, лишив его каких бы то ни было ориентиров и сделав жизнь одной большой заботой. Ему некогда думать о чести и совести, а тем паче блюсти их, потому что ему надо кормить себя и семью и решать ежедневные проблемы, которых море… Мы уничтожили мораль. Семья как институт вот-вот развалится. Вы вымираете. Деградируете. Еще немного, и от страны останется пшик. И вот тогда придем мы. Да нет, – весело посмотрел на меня человек в песочном пуловере, – мы уже пришли. Наши люди везде: в министерствах, правительстве, Думе, полиции, фээсбэ… А еще в науке, культуре, средствах массовой информации… Причем на ключевых позициях или около того… Причем большинство из них даже сами не понимают, что стоят на нашей стороне. Вам ведь запретили вести дальнейшее расследование по вагонам с евро? И передачи на вашем телеканале об этом никакой не будет, верно? Как и на всех иных телеканалах о вагонах с евро не будет сказано ни единого словечка. И показывать вы публике будете то, что вам велят. И говорить, что велят. Нет, говорить вы можете все, что угодно, ведь у нас свобода слова. Все, кроме правды. Как это давно уже и происходит. И изменений в такой, в угоду нам сложившейся ситуации не предвидится. Ну, разве лжи в скором времени станет еще больше… Нет, господин Русаков, одиночкам вроде вас нам не помешать, а уж, тем паче, не остановить всю эту махину, что движется на вас…
– Я не сомневаюсь в том, что вы знаете, о чем говорите. И в ваших словах, должен признать, много правды, – заметил я, стараясь казаться как можно более спокойным. – Но для меня это все ничего не меняет.
– И, конечно, вы не примете наше предложение сотрудничать с нами, – без всякой вопросительной интонации произнес человек в песочном пуловере. – И двадцать тысяч евро, которые сейчас, сию минуту могут оказаться вашими, вас совершенно не заинтересуют…
– Вы совершенно правы, – ответил я и внутренне сжался. Сейчас мой собеседник посмотрит на того, что в сером костюме, и кивнет ему в качестве завершающего аккорда. Тот достанет нож, неторопливо подойдет ко мне и, зажав меня железной хваткой, полоснет по горлу…
Человек в песочном пуловере замолчал. Что-то изменилось в его лице. Оно уже не было ни самоуверенным, ни веселым.
– Но вы же знаете, что все равно проиграете, – наконец произнес мой опасный собеседник, – и, несмотря на это, продолжаете упираться. Как-то это все… глуповато…
– Может, и так, – ответил я примирительным тоном. – Но, понимаете, характер у меня такой… гадкий. Ничего не могу с ним поделать, хоть тресни. Может, это у меня от предков? Русаки они были. Простые, честные и в меру добрые ребята. Которые дорожили понятиями «честь», «правда», «Родина», «Держава». И служили ей, не ожидая почестей и наград. И любили, не рассчитывая на взаимность. Вот и моя фамилия – Русаков. Наверное, это генное… – Я несколько мгновений помолчал, глядя, как темнеет лицо человека в песочном пуловере, а потом спросил: – Может, все же чаю? Нет… Можно соку апельсинового, а то у вас цвет лица начинает портиться. У меня есть вафли. Недельной давности, но все же…
Мой собеседник, как я и предполагал ранее, посмотрел в сторону человека в сером костюме и кивнул. Тот подошел ко мне и обхватил меня как железным обручем, лишив возможности сопротивляться. Потом перед моими глазами сверкнул нож с кривым лезвием.
– Ну, вот и все, – произнес человек в песочном пуловере, доверительно наклонившись ко мне. – Ничего не хочешь сказать напоследок?
– Хочу, – прохрипел я.
– Ну, говори, – усмехнулся он.
– Зря вы все же отказались от чая, он у меня настоящий, индийский…
– Давай, – сказал человек в песочном пуловере.
Я закрыл глаза. Сейчас этот, в сером костюме, профессиональным движением полоснет по горлу, и я захлебнусь в собственной крови. Я еще поживу минуты полторы, пытаясь остановить кровь, а потом потеряю сознание. Вместе с жизнью…
Но хватка вдруг ослабла. Какое-то время я посидел еще с закрытыми глазами, а потом открыл их. Мой собеседник в песочном пуловере от Кельвина Кляйна и человек в сером костюме стояли в коридоре.
– Уже уходите? – с печалью в голосе проговорил я, что удалось с большим трудом, поскольку все мое тело ликовало: жив, жив! – А как же чай?
– Позже, – ответил человек в песочном пуловере, чуть усмехаясь. – Когда мы все закончим, я к вам обязательно зайду… На огонек!
– Буду ждать! – голосом радушного хозяина сказал я и нашел в себе силы подняться с дивана. – А пока позвольте вас проводить…
Перед тем как открыть дверь, человек в песочном пуловере спокойно посмотрел на меня и произнес:
– А знаете, почему мы вас не убили?
– Почему? – поднял я брови, изображая крайнее удивление.