Вальхен

— Вам следует быстро подряд называть по-немецки свои номера! — громко сообщил переводчик сразу всем шеренгам из новеньких. За их спинами шла одна надзирательница, перед строем другая — плотненькая круглолицая блондинка крестьянского вида с каким-то списком в руках. Немецкие числительные были для большинства прибывших чем-то хорошо забытым со времён школы, а то и вовсе неизвестным: женщины путались, сбивались или совсем не могли вспомнить слов — показывали повязку. Тогда Волчиха сзади чётко и громко произносила номер и велела тут же повторить. Особо непонятливые или непокорные немедленно получали удар шлангом по спине.

Асие замешкалась, не запомнив, как сказать номер, и Марьяна быстро сказала за неё — вслед за своим. За что немедленно получила грубый окрик и удар по спине.

— Гады, показывают, где наше место, — тихо и зло сказала рядом женщина. Марьяна же выпрямилась и, глядя в глаза надзирательнице-блондинке, чётко сказала:

— Mein Deutsch ist schlecht, lass einen Übersetzer kommen[75].

Надзирательница крикнула что-то в сторону, Валя поняла только «шнелль», и подбежал переводчик.

— Вы нарушаете ваши же законы, — жёстко заявила Марьяна. Переводчик вытаращил глаза: видимо, не часто пригнанные так говорили. — Переводи-переводи… — добавила Марьяна строго. — Где хвалёный немецкий закон и порядок? Эту женщину угнали сюда незаконно — ей больше шестидесяти лет, по приказу — до сорока пяти. Если уж один раз они закон нарушили, пусть по крайней мере её не бьют и дадут спокойно освоиться и выучить какие-то слова.

Переводчик, запинаясь, перевёл.

— Не ври, — одёрнула Марьяна. — Переводи точно: не «мы просим», а вы нарушаете свой же порядок. Её сюда пригнали незаконно… Посмотри, она тебе в матери годится.

— Я понял, — тихо и неохотно сказал переводчик. — Я… постараюсь убедить начальство дать ей работу полегче. Ты с ней только номер выучи.

В конце концов первое построение было закончено, и пленниц повели в столовую.

Ужин, как и предсказывала Шура, состоял из тушённой на воде и разваренной почти в кашу капусты, тоненького кусочка хлеба и странного напитка, который называли чаем, но который не имел ни вкуса, ни запаха настоящего чая. Однако усталым и голодным пленникам было уже всё равно. Не капризничали даже Маришка с Васяткой.

Тем временем совсем стемнело. Женщины стали укладываться спать. Нина тихонько уговаривала детей, рассказывая им что-то мягким журчащим голосом, другие негромко переговаривались, кто-то ворчал. Валя забралась на свой второй ярус, улеглась калачиком и, накрывшись тонким одеялом, отвернулась от всех. Сон не шёл. Напряжение дня с трудом уходило из уставшего тела, а мысли перескакивали с одного на другое, не успевая зацепиться ни за что. В конце концов из глаз тихо, но неудержимо полились слёзы. Валя долго плакала, уткнувшись лицом в грубую серую подушку, и уснула, только когда уже не осталось ни сил, ни слёз.

Утро нового дня

Гонг пронзительно зазвенел на весь лагерь в пять утра. Следом за ним в комнате появилась надзирательница.

— Ауфштейн![76] — громко скомандовала она и пошла вдоль нар, подхлёстывая тех, кто недостаточно быстро проснулся.

Вале было зябко, она натянула единственную кофту, которую дала Марьяна, запахнула поплотнее и пошла за другими умываться и строиться на плацу. Умывальник находился на улице за бараком — ряд кранов отходил от протянутой над землёй трубы, под кранами был укреплён длинный жёлоб, по которому вода стекала в зарешёченное отверстие в земле. Вода оказалась только холодная. Невыспавшуюся Валю знобило, и она, стуча зубами, лишь слегка намочила ладони и протёрла лицо.

С грехом пополам, под окрики и ругань Волчихи, пленницы построились и прошли перекличку по номерам. Завтрак состоял из кружки эрзац-кофе[77] и тонкого кусочка серого хлеба. По выходе из столовой всем велели надеть рабочие фартуки и снова построиться у барака. Немолодой немец в такой же полувоенной форме, как надзиратели, двигался вдоль шеренги и время от времени выдёргивал то одну, то другую женщину, командуя рукой: направо, налево. Выдернул и Валю — повелев встать к правой группе. Всего девять человек. Там же оказались Наташа и Нина, чьи ребятишки были в бараке — им запретили выходить на построение.

Левая группа из шести человек, в числе которых была и Асие, получила задание начисто вымести территорию лагеря. Им выдали прутяные мётлы и под надзором Волчихи отправили работать.

Правая группа услышала слово «кюхе» — им предстоит работать на кухне, поняла Валя. Она крепко держалась за Наташину руку, радуясь про себя, что рядом с нею люди, ставшие уже своими. Пленниц повела та блондинка, что вчера их принимала, — её звали Герда Мильден. Немец, который распоряжался распределением работ, отправил всех остальных новеньких под присмотром дюжины охранников куда-то за пределы лагеря.

Посреди кухни стоял огромный деревянный чан, возле него лежали мешки с картошкой и ещё с чем-то непонятным: эти мешки были сравнительно лёгкими и будто набитыми резаной губкой.