Вальхен

Вале очень хотелось задать пастору ещё много мучивших её вопросов, но она опасалась, что дети уже устали от впечатлений и не смогут долго ждать, пока она получит ответы. Да и захочет ли пастор на эти вопросы отвечать…

— Ой, а вон Тиль! — воскликнула посмотревшая с балкона вниз Лизхен. — Тилли! Здо́рово, что ты пришёл! Мы здесь!

— Не кричи, Лиз! — тихо сказала Валя.

— Искренняя радость — не грех, — улыбнулся пастор. — Она выражает её как может. Замечательно, что она так радуется брату.

Через минуту Тиль был наверху. Поклонился пастору, поздоровался за руку с Отто и, повернувшись к Вале, спросил:

— Ну как впечатления? Вы не закончили ещё?

— Я думаю, закончили. Да, герр пастор? Дети, боюсь, устали уже.

— А ты?

— Ну… не устала, конечно… но мы, наверное, уже тут надоели.

— Если у тебя остались вопросы, — вдруг сказал пастор, — ты можешь отпустить детей с Тильманом, а мы с тобой до службы ещё поговорим. Хочешь?

Валя вспыхнула, смутившись. Как это он понял? Посмотрела вопросительно на него, на Тиля.

— И правда, Вальхен, мы пойдём… пока они тут всё не разнесли… — Тиль поймал за руку сестру, которая пыталась дотянуться до клавиатуры органа, — а ты оставайся, если хочешь. Мама не станет возражать. Ужин через час.

Все вместе они спустились вниз. Тиль с малышами ушли, а пастор жестом предложил Вале сесть на ближайшую скамью. Сел рядом. Валя молчала, не зная, с чего начать. Пастор терпеливо ждал.

— Герр пастор, я из Советского Союза… Меня…

— Я знаю, кто ты. И знаю, как ты попала к Шольцам. Думаю, тебя там не обижают. Они хорошие, порядочные люди. Жаль, что герр Шольц сейчас не учительствует, но я его понимаю.

— Нет, конечно, меня никто не обижает и даже защищают. И вот… — Валя прикоснулась к приколотому булавкой на груди голубому лоскутку с буквами OST. — Я на всякий случай надеваю, когда по деревне иду или… — Валя осеклась, вдруг испугавшись.

— Не бойся. Я тоже не люблю эти значки. И тоже считаю, что такое рабство — позор для нашей страны.

— Мне герр Шольц и фрау Шольц значок носить не велят… А у них не будет проблем из-за этого?

— Могут быть. Существуют правила обращения с восточными рабочими — довольно суровые. Но ты же умная девочка, не станешь семью подводить. Думаю, ты осторожно и тактично себя ведёшь.

— Герр пастор, я хочу спросить… Вот мне повезло. Меня герр Шольц забрал с торфоразработок, я не в лагере, надо мной нет надзирателей… я честно работаю, как все в этой семье… но получается, что я помогаю Германии. А она воюет с моей страной. Значит, я должна себя чувствовать как во вражеской стране? И помнить всё время, что творится у нас там, дома. И помнить, что Германия нам враг. А я чувствую себя здесь как у друзей. И как будто этим предаю своих.

Валя растерянно замолчала.

— Подожди минуту, — вдруг сказал пастор. — Я сейчас.

Он вышел и через минуту вернулся с листками в руках.

— Это письмо от моего сына. Его ещё в сорок первом забрали в армию, и он теперь в плену в России. Как же этот город называется… вот… Сузда́л?

— Су́здаль, — машинально поправила Валя. — Это в центре России. Старинный город…

— Да, так вот, смотри, что пишет мой сын. Я уже неделю ношу это письмо с собой… — пастор улыбнулся, — не могу расстаться.

Он перевернул первый листочек и, найдя нужное место, начал читать:

Война видна здесь всюду, хотя в этом городе фронта не было. Всё, что можно, занято госпиталями. Не так давно привезли детей из Ленинграда… их выхаживают, как могут, но на них страшно смотреть. Это почти не люди, и уж точно они не похожи на детей. С продуктами очень плохо у всех, и мы, пленные, получаем такой же паёк хлеба, как и все русские. Говори всем, чтобы выбросили из головы идею унтерменшей. Помогай чем можешь всем русским, которые работают в посёлке. Русские — добрые, красивые люди. Они меня вылечили в своём госпитале после ранения. Я остался бы лежать в морозном поле, если бы меня не подобрали русские крестьяне…

Пастор замолк. Молчала и Валя, думая о том, что вот и на её родине, где фашистские войска взрывали и жгли дома, убивали не только красноармейцев, но и мирных жителей, есть люди, которые отделяют армию от конкретного человека.