Вальхен

— А вы… — Спохватившись, Валя даже рот ладошкой прикрыла. Чуть не спросила, почему пастор служит этой власти! И вдруг поняла. — Значит, ваша свобода воли — делать вид, что вы не против власти, чтобы помогать таким, как я?

Пастор слегка улыбнулся — вот девочка поняла ещё что-то для себя.

— Людям в такое время особенно нужна помощь и ответы на вопросы. Думаешь, тебя одну они мучают? Да, я выбрал службу при этом режиме. Мог уйти из церкви. Даже чуть не ушёл. Но передумал. Я не афиширую свои взгляды, иначе меня не просто уволят, а отправят далеко… — Он замолк на секунду. — Однако я беседую со всеми, кому это нужно, утешаю в болезни и горе, веду службы. Потому что, если я хлопну дверью и уйду, кто знает, кого поставят на моё место и что этот кто-то станет проповедовать.

…Возвращаясь из церкви, Валя всё ещё думала о друзьях и врагах, о свободе выбора и семье, в которой ей почти так же тепло, как дома. Она чувствовала, что долго ещё будет размышлять над этим разговором, но одно девочка уже знала точно: ей стало легче.

Первое января

Новый, 1943 год Шольцы встретили тихо. Вале объяснили, что для немцев это не такой важный праздник, как Рождество. Взрослые и Тильман чокнулись бокалами пива, детям налили горячего домашнего напитка из яблочного и черносмородинового сока, подогретого с пряностями и сахаром. Валя пиво пробовать не рискнула, а вот детский вариант «глювайна» — пряный, согревающий, но безалкогольный — ей очень понравился. За столом, где стояло довольно скромное по военному времени, но всё же угощение, опять дружно пели песни, и Валя уверенно подпевала, чем привела в восторг детей.

— О! Вальхен! Ты уже все наши песни знаешь! — восхитился Басти.

— Это же вы с Лизхен меня научили — забыл? — улыбнулась Валя в ответ.

— Здорово! — казалось, Басти гордится её успехами. И вдруг он повернулся к сестрёнке. — Только ты не рассказывай своей Камилле, что Вальхен с нами всё празднует. Помнишь, что папа говорил? Если будем болтать — её у нас заберут и всем будет плохо.

Лизхен метнула на брата гневный взгляд.

— Я теперь люблю Вальхен, и я не болтушка!

— Болтушка-болтушка, знаем мы…

— Басти! Не дразни сестру, — строго сказала мать. — Она уже большая девочка и не будет болтать. Правда, Лизе?

— Правда, — уверила девочка. — Я уже большая. Вальхен, ты же от нас не уйдёшь, правда?

— Не уйдёт, если мы будем очень осторожны, Лиз! — добавил Тиль, и Лизхен старательно закивала.

— Вообще-то детям уже пора спать, — напомнила Марта. — Завтра, как только станет светло, все идут с папой и Тилем перевозить с луга сено. Конечно, сейчас светает не так рано, как летом, но всё равно долго спать не дам. Так что умываться и по кроватям! С Новым годом!

Дети послушно вылезли из-за стола, а Марта взялась собирать посуду.

— Тётя Марта, я сделаю. Вас же дети ждать будут. — Валя улыбнулась — как без сказки в Новый год?

Тиль вызвался помочь, и они управились с уборкой очень быстро.

На следующее утро после завтрака, с шутками и смехом, все оделись по-рабочему и направились к телеге, на которой хозяин уже закрепил высокие решётчатые боковины, чтобы не высыпалось сено. В этот «экипаж» была впряжена крепкая приземистая лошадка. Клаус уже сложил в повозку вилы, грабли, кусок брезента, а Валя поставила корзинку с едой — возвращаться домой на обед будет некогда. До дальнего луга было чуть больше двух километров, и обычно дети легко проходили это расстояние пешком. Но если едет полупустая упряжка — как же не прокатиться? Все радостно забрались в неё через низкий задний бортик и уютно устроились, предвкушая весёлую поездку. В усадьбе осталась только Марта, занятая домашними делами.

Валя выросла в тёплом южном городе у моря, и её не удивляла бесснежная зима Центральной Германии и то, что в январе нужно работать на лугу или на пастбище. По пути Клаус объяснил, что им предстоит как следует разворошить два больших очень плотных стога — сено слежалось за месяцы — и перевезти на сеновал во дворе. Им с Тильманом вдвоём не управиться с этим до темноты.

Работы и правда оказалось много. Клаус и Тильман вилами разваливали стог, а Валя с детьми разбирали и ворошили сено граблями. У малышей грабли были поменьше — не такие, как у Вали, но и с ними дети работали по-настоящему.

Когда всё сено было разбросано пышным слоем и немного проветрилось, ребята принялись сгребать его в кучи, которые Клаус подхватывал на вилы. Он забрасывал сено в телегу, а Тиль утаптывал, чтобы больше поместилось.

— Я тоже хочу Тилю помогать! — вдруг заявила Лизхен. — Ишь какой хитрый — самую лёгкую работу взял!

— Не думаю, что это лёгкая работа, Лиз, — сказала Валя.

— Ну иди, — откликнулся с телеги Тиль, — посмотрим, на сколько тебя хватит!

Девочка радостно бросила грабли и уцепилась за руку брата, чтобы забраться.

— Давай-давай, прыгай сильнее! — командовал Тиль сестрёнке. — Ты же лёгкая. Будешь просто наступать — ничего не утрамбуешь!

Лизхен запросилась на землю уже минут через десять.

— Я устала! Давайте я внизу буду работать!

— Ты же говорила — лёгкая работа, — подначил отец.