— Боюсь, не всем надо знать о том, что мы нашли, — отозвался Наран. — Я даже сам не знаю, рад ли я, что это открыл. Но я всё-таки сделал запись… Насколько смог и насколько успел, — он осторожно, так чтобы не заметили остальные спутники, показал Вейде кристалл. — Вот только не знаю, что мне делать с ним теперь.
14
Игре всегда любила походы и путешествия.
Вообще-то, для талах-ан это считалось немного странным. Все её сёстры по крылу предпочитали шить, ткать, готовить. «Что станет с Короной Севера, если мы её не накормим?» — риторически вопрошала её наставница, намэ Вара. В отличии от трёх других каст, птенцы талах-ан учились почти всегда раздельно, за сотни лет истории Короны не нашлось ещё девочки, которая хотела бы заниматься плотницким мастерством или кузнечным. Разве что те, кого обучали торговле, проходили смешанное обучение — вот среди них были крылатые обоих полов, считалось, что при общении с другими рассами это может быть особенно полезно.
Быть торговцем было неплохо. Это давало возможность путешествовать и узнавать мир. Но Игре всё-таки искала не этого. Ей не столько хотелось посмотреть другие страны, сколько проникнуться духом дикой природы, первобытной и первозданной, ощутить опасности, которые давно не подбирались к стенам храмов.
— Талах ир ведь часто развлекают себя охотой и бродяжничеством, — вопрошала она наставницу. — Почему тогда не мы?
Но ничего, кроме стандартного ответа о том, что без талах-ан остальные касты помрут с голода, в ответ добиться не могла.
— Мы должны заботиться о них, потому что они не способны позаботиться о себе.
Игре ни о ком особо не хотелось заботиться. Она была нетерпеливой и слишком эмоциональной, чтобы вести хозяйство. Это не делало её менее практичной, но практичность у неё получалась немного резковатая, больше расчётливая, чем душевная, какая троебовалась от хорошей ведательницы хозяйства из касты талах-ан.
А потом она встретила Вейде. На фестивале осенних листьев, который проходил в храме талах-ан. Вейде не выступал там, он только приехал помочь наставнику и братьям, которые заслужили права представить достижения храма.
Игре увидела его сидящим в одиночестве на заброшенном, испорченном грозой балконе, который ещё до начала фестиваля оттащили в сторону как негодный. И играл на флейте.
Впервые в жизни Игре замерла, поражённая красотой и проникновенной чувственностью музыки. И впервые в жизни ей захотелось о ком-то заботиться.
Если катар-талах получали метку взросления, когда доказывали свою способность контролировать Песнь Смерти, то экзамен талах-ан был более материальным, скучным и скрупулёзным — по крайней мере, с точки зрения Игре. Перед тем как стать взрослым, мастер должен был сделать «шедевр». Ну, конечно, не то чтобы настоящий шедевр, но вещь в своём ремесле настолько безупречную, чтобы совет мастеров безоговорочно признал её полезность.
У Игре, которая выбрала для изучения кулинарное искусство — просто потому, что всё остальное казалось ей ещё более скучным — с шедевром не складывалось. Для неё еда была способом утолить голод. Готовка давалась ей легко, она спокойно собирала вместе специи и ингридиенты и никогда не ошибалась, но не особо тянулась к тому, чтобы придумывать что-то новое. Да и как его придумаешь, когда до тебя готовили уже тысячи блюд?
Познакомившись с Вейде, она всерьёз пожалела о своей нерадивости, потому что её едва ли не с первой встречи одалела мысль перебраться в храм Серебряных бабочек, где проходил последний этап обучения её избранник — но для этого надо было иметь жетон взрослости.
Выход абсолютно неожиданно подсказал сам Вейде. Игре уже не помнила, кто первый озвучил его вслух, но наблюдая за тем, с каким упоением серокрылый отыскивает материл для вдохновения в старинный книгах, Игре задумалась: а что если оттуда и стащить какой-нибудь рецепт?
Правда, когда дошло до дела, оказалось, что семь из двенадцати указанных в истничке трав перестали расти в их краях, да и мясо хищника, которое служило основным ингридиентом, найти оказалось непросто. В общем, Игре, никогда особо не видевшая в готовке сакрального смысла, легко заменила всё это на местные аналоги. Так что, когда она всё-таки вынесла своё произведение на суд мастеров, могла уже с чистой совестью сказать, что это — лично её изобретение.
Пройдя экзамен она как раз собиралась сменить место жительства, когда Вейде вдруг поведал ей о грядущем путешествии.
Оно намечалось довольно коротким, но всё равно Игре восприняла его как двойную удачу: во-первых, у неё появилась возможность позаботиться об объекте своих мечтаний, но во-вторых — наконец-то выбраться из душных стен храма на свободу.