Валькирия в черном

– Когда я еще училась в школе, мы уже пели вот эту считалку «Любка-ведьма придет», а отец мой темнел лицом, снимал ремень и сразу же лупил меня как сидорову козу. Строгий был человек. А тема эта всегда была с тех самых пор тут у нас под запретом. – Завуч Ильина скрестила на полной груди руки. – За любой вопрос по этой теме – ремнем, так мой отец меня воспитывал. Но мы все равно все узнавали сами, шептались, передавали друг другу, рассказывали и на то место ходили, в лагерь «Звонкие горны». Дети всегда задают вопросы. И мы задавали, и потом, когда я уже после института юной училкой в эту самую пятую школу пришла, – тоже спрашивали. А уж сегодняшние дети, в силу своего развития, такие порой вопросы задают… Не знаешь, что отвечать. Я помню, когда сама узнала, школьницей – не от взрослых, а от подружек, меня это в шок повергло. Она же, эта убийца, воевала на войне, ее наградили. Она была разведчицей. Сейчас столько сериалов про войну, про разведчиков. И тогда мы тоже в кино бегали, фильмы о героях войны – да мы жили ими. До Электрогорска немцы в войну не дошли, их тут совсем близко остановили, был рубеж обороны, и завод работал, не эвакуировался. И мы все спрашивали: как же так, чтобы после всего она приехала сюда к нам и сотворила такое. За что? Я и до сих пор это спрашиваю. А когда подростки начинают задавать вопросы на уроке, на перемене… я приказываю им замолчать и не поднимать эту тему. Мне нечего им сказать, я не могу объяснить.

– Может быть, вы знаете каких-то непосредственных свидетелей тех событий?

– Все умерли – те, кто был тогда взрослым. А кто был детьми… Кстати, как странно… вчера вечером я видела на улице в машине Петра Глебовича, он так давно в Электрогорске не появлялся.

– Кто это?

– Грибов, наш бывший сосед по дому. У нас когда-то были квартиры на одной площадке. Мне рассказывали, в общем, я всегда знала – он один из выживших учеников. Он уже пожилой человек сейчас.

– А информация о других учениках? Может, у вас сохранился архив, нет ли сведений в школьном музее?

– Музей у нас прекрасный, но все экспонаты там начинаются с шестидесятых. Думаете, прежнее школьное руководство хотело хранить память о той трагедии?

– А как эту отравительницу поймали, вам известно? – Катя задала тот же самый вопрос, что и повару Ермолюку.

– Люди на нее указали.

– Какие люди? Кто-то из персонала лагеря?

– Наверное, я не знаю. Разве это сейчас через столько лет важно?

– Мне тут рассказывали про ваш старый цех гальваники. Это правда, что там она нашла свой конец?

– Да, так в городе говорят. И это справедливо. Вы считаете, нет? А я считаю, сто раз да. За все, что она тут натворила. За жизни, которые она отняла, за горе, которое причинила. И за наши разбитые вдребезги детские иллюзии о войне. Тут даже не было никакого следствия после, никого не посадили.

– Кроме этого Петра Грибова, кого вы еще можете мне посоветовать, с кем можно поговорить?

– Зайдите к Суворовой Клавдии Ивановне. Правда, сначала вам надо с ее опекуншей из собеса связаться. Клавдия лежачая после инсульта, так что дверь она открыть сама не может. Договоритесь, чтобы вас у нее встретила сотрудница собеса. Это на Заводском проспекте, дом 10, на первом этаже квартира. Там еще рябина под окном. Моя мама с ней была дружна, скажите тете Клаве, что вы от Инны, то есть от меня. Так она вас поласковее примет.

И за этот совет и напутствие Катя поблагодарила завуча Ильину.

Глава 25 ОСТАНОВКА – «БОЛЬНИЦА»

Перед тем как вернуться в отдел к протоколам допросов, Катя решила заехать в больницу. Утренний час пик миновал, и трамвай, главная электрогорская достопримечательность, снова гостеприимно впустил ее в салон.

Осторожно, двери закрываются…

В обратную сторону.

О, эта дневная загадочная прелесть подмосковных городков…

Когда все давно уже встали, не спят. А кто где – неизвестно, словно прячутся до назначенного часа.

Пустые улочки с припаркованными машинами.

Столетники и кактусы на подоконниках.

Тюль как паутина.

Тихие дворы, окна, отмытые до блеска, закрытые двери.

Вроде как полная отрешенность от происходящего и вместе с тем острое зоркое любопытство и бессмертная память.

Мимо всего этого катит под горку, дребезжа, электрогорский трамвай.

Остановка – «Фармацевтическая фабрика». Остановка, остановка, остановка… Следующая остановка – «Больница».

Катя для начала направилась в приемный покой, первой встретила там старшую сестру, показала удостоверение, та тут же сама позвонила в реанимацию.

– Все в порядке, они живы. У всех троих состояние средней тяжести, но стабильное. Обеих девушек переводят в отделение терапии, они вместе в одной палате. Там у них сейчас их мать и врачи, только что начался обход. Адель Захаровна Архипова пока еще в реанимации, но к обеду ее переведут в кардиологию. Первичный диагноз – подозрение на инфаркт – не подтвердился.

– Как вы сказали – подозрение на инфаркт? – переспросила Катя. – Не токсикология, не отравление?

– Диагноз при поступлении – подозрение на инфаркт миокарда, – старшая сестра сверилась с компьютером. – Он не подтвердился.