Валленштейн

Вероятно, я действительно слишком рано занял этот троп, но это ещё не значит, что я немедленно от него откажусь. Никто не претендовал на него, пока ты его занимал, но ведь трон уже более двух месяцев занимаю я, так что вряд ли теперь ты, рыцарь фон Валленштейн, можешь назваться его законным владельцем.

— Не будем гадать, — зловеще усмехнулся Валленштейн. — Есть только один судья, который нас рассудит но справедливости, — сталь клинка.

Барон быстро повернулся к трону, у подножия которого прямо на древнем алтаре было разложено холодное оружие. Он взял шпагу и показал её Валленштейну, тот отрицательно покачал головой. Хильденбрандт поднял с алтаря ещё и кинжал. В ответ рыцарь лишь презрительно ухмыльнулся.

— Тогда сам выбери оружие, ибо бывшему королю, как я заметил, очень трудно угодить, — с иронией заметил барон.

— Спаренное оружие — рапира и рапира, — коротко бросил Валленштейн, — две рапиры против двух рапир.

В иезуитском коллегиуме он сумел хорошо развить левую руку, которой теперь владел почти как правой. Эту свою особенность он не раз успешно использовал на различных дуэлях и во время обычных уличных драк и теперь надеялся на это преимущество.

— Какие условия поединка? — спросил Хильденбрандт.

— Выиграет тот, кто не истечёт кровью, — хладнокровно ответил Валленштейн.

Сбросив с себя плащи и камзолы, положив на алтарь свои перевязи со шпагами, кинжалы и пистолеты, противники вошли в центр освещённого факелами круга. Обнажённые рапиры зловеще сверкали в их руках. Претенденты на трон отсалютовали друг другу блестящими клинками и, приняв наиболее удобные для атаки и защиты стойки, настороженно следили за каждым движением противника. Валленштейн понял, что имеет дело с очень опасным соперником, который, как оказалось, тоже свободно владеет левой рукой. Оба были молоды, сильны и честолюбивы, и, судя по всему, поединок должен был закончиться только смертью одного из них.

Залязгали четыре клинка, и у Валленштейна появилась кровавая отметина на подбородке: придись удар чуть ниже, и у него было бы насквозь проткнуто горло. Однако и у барона над правой бровью заалел рубец от хлёсткого шмисса. Они отпрыгнули друг от друга, предупредительно взмахнув рапирами, и кивнули, соглашаясь на продолжение поединка. Во время следующей атаки Хильденбрандт получил незначительный укол в бедро, но тут же успел задеть противника в правое плечо. Затем Валленштейн был ранен в левое бедро, а барон получил ощутимый удар по предплечью левой руки и едва не выронил рапиру. Оба истекали кровью и уже порядочно ослабели.

— Эта атака будет последней для одного из нас, — предупредил Валленштейн, поднимая клинки вверх.

Барон в ответ молча кивнул головой.

Они опять стремительно кинулись в атаку, неистово, с невероятной быстротой орудуя клинками. Казалось, рыцари неизбежно превратят друг друга в кровавое месиво, но всё обошлось обоюдными ранениями в грудь. Раны были хотя и неглубокими, но серьёзными. Противники, обессилив, зашатались, сделали по шагу навстречу друг другу и рухнули, словно подкошенные, упав лицами в пыль, зажав в руках окровавленные клинки. Они истекали кровью, лёжа на расстоянии каких-то двух футов один от одного, головами друг к другу. Ваганты, среди которых было немало будущих медиков, немедленно отобрали у дуэлянтов оружие, перевернули их на спины и занялись привычным обследованием.

— Кажется, ничего опасного, но эти кабаны потеряли слишком много своей бешеной крови и сильно ослабели. Теперь до следующего поединка у нас будут два короля, — подвёл итог один из близких друзей Валленштейна, бакалавр медицины Генрих фон Браун.

Совет десяти — то есть главные советники короля записных дуэлянтов — решил продолжить поединок через две недели. По заверению одного из членов совета, Генрики фон Брауна, это был минимальный срок, за который претенденты на корону могут настолько поправить своё здоровье, что будут способны вновь заняться взаимным кровопусканием.

В конце указанного срока, когда Валленштейн уже настолько окреп, что стал выходить на улицу и даже посещать различные пивные заведения, как-то ночью у одной пи таверн он лицом к лицу столкнулся с коадъютором ордена иезуитов Муцио Вителески. С обычным постным выражением на худощавом лице тот серьёзно предупредил молодого рыцаря, что обоими претендентами внезапно заинтересовалась инквизиция, не оставила она без внимания и так называемый Совет десяти. Сообщил, что есть донос какого-то негодяя, и учёные братья-доминиканцы, ведающие делами инквизиции, убеждены в возникновении в Падуе новой ереси, своими корнями уходящей в античную древность. Инквизиторам кто-то внушил, что сборище корпорантов в развалинах храма Юноны — это ничто иное, как богопротивное поклонение языческому культу олимпийских богов, а это — самая настоящая ересь, за которую полагается костёр. В доносе утверждалось, что обычай почитания короля записных дуэлянтов и избрание Совета десяти — это, на самом деле, хитро замаскированное поклонение Юпитеру, Марсу и Юноне.