Ещё до своего невиданного по всем масштабам взлёта в рыцарской иерархии, именно в один из июньских дней 1621 года, Валленштейн был приглашён на приём к прибывшему в столицу Чехии императору Фердинанду II. Он после того как вместе с графом Карлом фон Лихтенштейном, оберштатгальтером Чехии, полюбовался приятным для взора доброго католика зрелищем казни протестантских мятежников, изъявил желание встретиться с некоторыми из спасителей Империи. Это стало поворотным пунктом в дальнейшей судьбе Валленштейна, ибо с того момента началось его стремительное продвижение к вершинам власти.
Но не только встречей с императором был памятен тот июнь. Валленштейн посетил созданную ещё Рудольфом II кунсткамеру, где были собраны античные и современные скульптуры, полотна самых знаменитых художников Европы — Леонардо да Винчи, Микеланджело, Тициана, Лукаса Кранаха, Альбрехта Дюрера и других известных мастеров — галерея живописи насчитывала более трёх тысяч полотен. В кунсткамере своё место нашли различные образцы природных курьёзов, собранные во многих странах мира. Однако во время мятежа чешских протестантов почти десятая часть этих бесценных сокровищ была украдена и вывезена из Пражских Градчан. Правда, к счастью, чудом уцелела жемчужина королевской кунсткамеры, так называемый «Codex Argentus»[152]
— точная копия Библии, переведённой на готский язык епископом Ульфилой ещё в страшную и разрушительную для античного мира эпоху Великого переселения народов.И всё же доблестного рыцаря больше интересовали научные приборы и инструменты, в частности, зрительные трубы, через которые можно было наблюдать небесные светила. Внимание Валленштейна привлёк великолепный телескоп, чистота линз и разрешающая способность которого поразили рыцаря, ещё с ранней юности серьёзно увлекавшегося астрономией и в ту беспечную пору делившего время между дуэлями и ночными бдениями в обсерватории у телескопа.
Когда Валленштейн в глубокой задумчивости стоял перед этим ценнейшим прибором, не в силах оторвать от него восхищенного взгляда, к нему неожиданно подошёл пожилой благообразный мужчина в докторской мантии, вежливо поклонился и спросил приятным бархатным голосом:
— Ваша милость интересуется астрономией?
— Да, мессир. Звёзды, озаряющие свод небесный, меня всегда интересовали, — ответил сухо Валленштейн.
— Этот замечательный прибор изготовил магистр Торичелли. Сейчас он выполняет мой новый заказ, — сказал учёный.
Валленштейн сразу оживился и уже с нескрываемым интересом взглянул на учёного:
— Простите, мессир, я не представился, я...
— Можете не продолжать, — слегка улыбнулся учёный. — Я давно знаю вас заочно. Вы — знаменитый рыцарь, граф фон Валленштейн. А моё имя — Иоганн Кеплер[153]
, я императорский математик и астроном, — с этими словами собеседник снова поклонился.Об этом знаменитом учёном-астрономе и астрологе Валленштейн много слышал. Доктор Кеплер в учёном мире был тогда звездой первой величины. Сначала он учился на теолога, но вскоре предпочёл заняться небесной механикой, то есть астрономией, в Тюбингенском университете. В 1591 году в неполные двадцать лет он стал магистром и был приглашён на должность математика в Грац. В 1600 году, когда на площади Цветов в Риме сожгли Джордано Бруно, Иоганн Кеплер стал придворным астрономом Рудольфа II. Его пригласил на эту должность знаменитый королевский астроном Тихо Браге. Вскоре Кеплер числился императорским математиком при дворе Рудольфа II и получал 500 гульденов в месяц. Позже он станет профессором в Линцском университете. И в тот день, когда Валленштейн встретился с Кеплером, тот в составе комиссии маститых учёных-натуралистов и искусствоведов занимался определением ущерба, нанесённого кунсткамере протестантами во время их недолгого господства в Чехии. Так по воле Провидения пересеклись пути будущего великого полководца-кондотьера и величайшего учёного-астронома и математика, и эта случайная встреча на годы определила судьбы обоих.
— Вы даже не представляете, как я вам завидую, мессир. Вы скоро станете счастливым обладателем такой великолепной зрительной трубы, которая поможет вам проникнуть во многие тайны Вселенной, — с искренней завистью сказал Валленштейн.
— Увы, граф, такая зрительная труба стоит целое состояние — полторы тысячи талеров, моё жалованье — не более пяти сотен гульденов — тоже немало, но... — вздохнул Кеплер, — но я всё же надеюсь наскрести необходимую сумму.
— У вас будут деньги, — пообещал Валленштейн.