Валленштейн

Из красивых глаз графа брызнули обильные слёзы, и он, горько рыдая, побрёл в собор к алтарю.

Колокола ударили громче: начался торжественный ход процессии к месту казни. Похоронный звон плыл над славным городом Шверином, сзывая всех горожан на площадь перед ратушей и кафедральным собором. Люди спешили, обгоняя Хуго Хемница. До чуткого слуха иезуита скоро долетели звуки заунывного пения псалмов, и через какую-то минуту Хемниц увидел и саму огромную процессию. Он почтительно отошёл в сторону, пропуская вперёд подручных палача с зажжёнными факелами во главе с самим Иеремией Куприком, за которым двигались монахи-пилигримы[204] и доминиканцы, распевающие псалмы царя Давида. Эти монахи несли горящие свечи и стяги Святого Доминика, Святого Франциска, а также стяг святой инквизиции с изображением сучковатого могильного креста на красном фоне и с надписью: «Боже, встань и защити дело Своё».

Когда прошли длинные до бесконечности колонны пилигримов и доминиканцев, появилась, наконец, главная часть процессии: францисканцы вели саму осуждённую супремой[205], несчастную Ханну Штернберг. Впереди неё несли изображения преступников, которые при жизни каким-то образом избежали аутодафе, но были привлечены супремой к ответственности за ересь, колдовство и прочие богопротивные преступления. Их кости, выкопанные из могил, волокли следом, чтобы торжественно сжечь на костре вместе с девушкой. Тянущиеся вверх украшавшие её страшное платье оранжевые языки пламени означали, что она будет сожжена живьём на медленном огне и поэтому на её шее не было пеньковой верёвки — удавки Святого Франциска — используемой в том случае, когда супрема вдруг оказывала милость и рекомендовала палачу удавить несчастную жертву перед сожжением.

Далее плелось несколько раскаявшихся преступниц, которые каким-то образом умудрились примириться с Церковью и получили различные позорные епитимии. Две из этих женщин обвинялись в порче чужого домашнего скота, а также в сглазе чужих мужей, а точнее — были уличены в попытке доить чужих коров и обыкновенном прелюбодеянии. Они обязаны были полгода вести странствующий образ жизни по примеру нищенствующих братьев-францисканцев и совершить паломничество в Рим, чтобы приложиться в священной туфле Папы Римского. Перед началом странствий в течение месяца дома под присмотром францисканцев раскаявшаяся грешница должна усиленно заниматься самобичеванием днём, а на ночь глядя, после изнурительных и длинных молитв, полностью обнажённой ложиться на посыпанное солью деревянное ложе и, вставив себе между ног горящую свечу, лежать неподвижно до тех пор, пока от пламени не начнёт потрескивать волосяной покров в паху, причём продолжать стойко терпеть, пока брат-францисканец не соизволит самолично потушить свечу. Муж раскаявшейся грешницы всё это время должен стоять на коленях, спиной к ней, и исступлённо молиться.

Процессия в полном составе прошлась по главным улицам города и возвратилась на площадь к собору.

В архивах шверинского диоцеза[206] сохранился официальный отчёт о процессе Ханны Штернберг. Скупые строки церковного документа лаконично сообщали, что казнь Ханны Штернберг имела место 22 апреля 1630 года в четверг и что при этом присутствовали многие вельможи, различные должностные лица, за исключением самого герцога. Здесь были лица духовного звания, рыцари и их дамы, а также огромное количество простолюдинов, причём не только из самого Шверина, но и из различных уголков герцогства Мекленбургского.

Для членов трибунала и для знати были сооружены удобные помосты, на которых были установлены скамейки, а для самых знатных зрителей — кресла с балдахинами. Лучшие места на балконе ратуши отвели знатным дамам, герцогиня оставалась в столице, и она обожала присутствовать на подобных богоугодных мероприятиях.

Внимательно наблюдая за происходящим, Хуго Хемниц невольно задержал взгляд на роскошном высоком кресле со ступенчатым подножьем и балдахином из голубого венецианского бархата, украшенного золотой бахромой и кистями. В этом кресле, похожем на трон, уже восседал сам епископ Мегус, облачённый в роскошную фиолетовую сутану. Члены трибунала, сидящие у подножья этого своеобразного трона, ради такого торжественного случая даже напялили на себя изготовленные в Италии очки, желая этим продемонстрировать всем окружающим свою учёность.