Фон Рейнкрафт впился глазами в ту сторону, откуда раздался подлый выстрел. Придерживая одной рукой Ханну, он заметил на противоположном берегу Зуде — Хуго Хемница с ещё дымящимся длинным мушкетом в руках. Дикая ярость овладела бароном от сознания, что ему так и не удалось спасти девушку, которая в последний момент своим хрупким телом заслонила его от свинцового гостинца. Рванув из-за пояса заряженный пистолет, он, удерживая Ханну одной рукой, выстрелил почти не целясь, но иезуит лишь рассмеялся в ответ — для пистолетного выстрела расстояние между противниками было слишком велико. Склонившись над девушкой, Рейнкрафт разорвал грубую шерстяную ткань сабенито у ворота и на груди, присыпав рану порохом из пороховницы, прижал к ней кусок ткани от его кружевного воротника, обильно смоченного шнапсом из походной фляжки. За этим занятием и застал барона Отто Штернберг, примчавшийся в карете маркграфа фон Нордланда в сопровождении целого эскадрона вооружённых до зубов головорезов, прибытие которых вызвало сумятицу в рядах преследователей и заставило их несколько повременить с погоней.
— Мне не удалось спасти её, — воскликнул фон Рейнкрафт, едва увидев отца Ханны. — Она приняла пулю, уготованную мне, этого я себе никогда не прощу! Может, тебе удастся что-либо сделать, увези её подальше от этого проклятого места, туда, куда не дотянутся длинные руки отцов-инквизиторов! Впрочем, я намерен их сейчас немного укоротить! Эй, вы, — обратился он к своим рейтарам, — уходите с папашей Штернбергом! Наш уговор остаётся в силе. Мне ещё надо свести счёты с теми негодяями! За зло следует платить немедленно — так всегда поступали тевтоны!
Взяв шпагу в зубы, он сбросил с себя чёрный походный плащ с белым мальтийским крестом и камзол. Оставшись в одной рубашке, барон выхватил из-за широкого пояса кинжал с широкой защитной чашкой, усеянной отверстиями-ловушками, и гигантскими прыжками помчался к узкому горбатому мосту и остановился на нём, преграждая путь погоне. Теперь он напоминал древнеримского героя Коклеса, преградившего путь через мост и сражавшегося против целой армии врагов Рима.
Рейтары и особенно граф Кински собрались прийти на помощь своему оберсту, но он крикнул, отдавая свой последний приказ:
— Уходите немедленно! Я вам приказываю! Дальше — это моё личное дело, и за всё только я буду держать ответ перед его высочеством! Здесь дело пахнет военным трибуналом и топором полкового палача!
Рейтары затоптались на месте в нерешительности.
— Оставьте его, — грустно сказал Отто Штернберг, обращаясь к графу Кински. — Барон будет сражаться до конца, пока не отомстит за Ханну. Вам же, — обратился он к рейтарам, — надо спешно уходить, пока сюда не пожаловали гвардейцы герцога. К тому же сюда может пожаловать и сам генерал-вахмистр Илов, и тогда уж нам точно конец. Уходим, пока нет настоящей кавалерийской погони. Его величество курфюрст Бранденбургский с удовольствием примет вас на службу!
Разворачивая коней, граф Кински и остальные рейтары, оглянувшись в последний раз, увидели своего оберста. Он преграждал путь стражникам, которые устанавливали на упоры из алебард мушкеты, готовясь к прицельной стрельбе. К Пикколомини вдруг подбежали Хуго Хемниц и, невесть откуда взявшийся барон д’Арони.
— Погоди, сын мой, — прошипел иезуит, заметив, что рейтары уходят. — Мы возьмём этого негодяя живьём, и он сполна ответит за своё преступление перед святой инквизицией.
— Верно, брат Хуго! — услышал Пикколомини голос патера Гийома.
У графа отлегло от сердца. Теперь он точно знал, что проклятому оберсту несдобровать.
— Против нас этот нечестивец не устоит, — добавил патер, обнажая шпагу.
Рейнкрафт трезво оценил ситуацию, как всегда в минуты смертельной опасности его рассудок работал чётко и ясно, и на смену бушующей в душе барона ярости пришло ледяное хладнокровие. Он сумел достаточно легко отразить первую атаку противников, благо ширина моста позволяла орудовать против него только двоим нападающим. «Сейчас попытается нанести удар этот ублюдок Пикколомини», — молнией пронеслась мысль в мозгу Рейнкрафта. И, действительно, пользуясь тем, что оберст отражал удар шпаги барона д’Арони, граф сделал стремительный выпад, нанося мастерский колющий удар прямо в левую сторону широченной груди Рейнкрафта, однако он мгновенно прикрылся широкой чашкой кинжала, усеянной специальными отверстиями-ловушками, и остриё шпаги Пикколомини, как и следовало ожидать, застряло в одной из этих ловушек, а оберст резким движением руки вверх и в сторону отломил конец клинка противника и одновременно, отработанным ударом, выбил шпагу из рук барона д’Арони. Как Рейнкрафт и рассчитывал, Пикколомини, оказавшись вооружённым шпагой с обломанным остриём, испугался и отскочил назад, бросив безоружного лотарингца на произвол судьбы. Д’Арони, как зачарованный, глядел в яростные глаза барона.