Валленштейн

Спустя весьма короткое время в коридоре подземной тюрьмы послышались гулкие шаги. Лязгнул засов, заскрежетал ржавый замок. Тяжёлая дверь со скрипом отворилась, и на пороге возникла зловещая фигура Хуго Хемница с перевязанной головой. Монах был вооружён любимой шпагой. Из-за спины коадъютора выглядывало бледное лицо графа Пикколомини. Последний был тоже вооружён обнажённой шпагой.

— Как вы посмели, подлые ублюдки, меня здесь запереть? — заорал Рейнкрафт, едва завидев их. — Вам, грязные свиньи, дорого обойдётся оскорбление рыцаря Мальтийского ордена!

— Ты не мальтийский рыцарь, а изменник и еретик, — спокойно ответил Хемниц. — Причём ты, подлый негодяй, дерзнул посягнуть на сами устои Святой Католической Церкви, за что тебе в полной мере придётся отвечать перед супремой.

— Хватит лгать, вонючий монах! Я требую, чтобы обо мне немедленно сообщили его высочеству герцогу! — загремел в ответ взбешённый Рейнкрафт.

— Как ты не поймёшь, мерзкий нечестивец, — стал терпеливо объяснять ему Хемниц, — что совершил тяжкое преступление перед Матерью-Церковью и в обязательном порядке ответишь за этот смертный грех перед трибуналом святой инквизиции. Лишь после тщательного расследования всех обстоятельств дела и вынесения вердикта тебя передадут в руки светской власти. Смею тебя заверить, проклятый еретик, сам герцог тебя отправит на костёр, ибо не было ещё случая, чтобы светская власть обжаловала решение трибунала.

Вместо ответа Рейнкрафт резко нагнулся, схватил дохлую крысу и запустил трупом бедного животного прямо в ненавистное лицо монаха, который хладнокровно уклонился в сторону, хлёсткий удар пришёлся по смазливой физиономии графа. Тот от неожиданности отшатнулся, оттолкнул наставника в сторону и направил остриё своего клинка в грудь барону.

— Действуй, граф, — ухмыльнувшись, сказал с глубоким презрением Рейнкрафт, — я оставил тебе на вечную память несколько приличных отметин на заднице. Теперь тебе есть чем гордиться, ублюдок, особенно перед шлюхами в постели, впрочем, судя по твоей внешности, ты, похоже, состоишь мальчиком при каком-нибудь похотливом прелате, случайно не при этом ли вонючем монахе с отрубленным ухом? Так что, действуй смелее, мальчик, для ублажения попов!

Пикколомини застыл в нерешительности. Искушение прикончить безоружного смертельного врага было очень велико и, безусловно, граф не удержался бы, чтобы всадить сталь в широкую грудь Рейнкрафта, но вдруг граф почувствовал, что его правую руку сжали, словно клещи, сухие твёрдые пальцы Хемница.

— Не смей! — услышал он грозный окрик патрона. — Негодяй за всё ответит перед трибуналом, я в этом тебе ручаюсь.

Граф в ответ криво улыбнулся и опустил шпагу.