Валленштейн

Густав Адольф, над которым незаслуженно насмехалась придворная камарилья Фердинанда II, искусно применяя собственную тактику, часто выигрывал сражения против превосходящих сил противника. Не зря современники, вовремя сообразив, кто такой на самом деле был молодой шведский король, стали уважительно называть его «Львом Полуночи». Единственным достойным противником он считал герцога Валленштейна, которого не только серьёзно опасался — как подтвердится в будущем совсем не зря, — но и уважал, как солдат солдата. После, с уходом Валленштейна в отставку, Густаву Адольфу уже некого было опасаться. Однако из-за враждебной политики Георга Вильгельма, которого поддержал и курфюрст Саксонский, наступательные действия шведских войск задержались почти на целый год. Подобная политика курфюрста Бранденбургского была результатом происков его близкого родственника, маркграфа Нордланда, который хотя и был бастардом, но благодаря своим исключительным волевым качествам имел сильное влияние на высокотитулованных родичей. Правда, маркграф фон Нордланд, как и граф Кински, в это время находился в растерянности из-за внезапной отставки герцога фон Валленштейна и по примеру вождя чешских изгнанников пытался в лице курфюрста Бранденбургского найти замену попавшему в опалу владетелю Фридланда. Однако ни у Георга Вильгельма, ни у курфюрста Саксонского, явно не хватало для роли собирателя германских земель сил, и главное — политической воли. Однако, вскоре фельдмаршал Тилли, новый Главнокомандующий имперской армией и войсками Католической Лиги, опрометчиво захватил, дотла разграбил и разрушил Магдебург, учинив там дикую резню. В плену оказался маркграф Христиан фон Бранденбург, а сам город был отдан на три дня в полное распоряжение солдат. В этом старинном процветающем городе стали твориться такие ужасы, как в своё время в Равве Аммонитской[245]: солдаты армии графа Тилли убивали ни в чём не повинных женщин, стариков и детей, хорватские конники с пиками наперевес гонялись по улицам за детьми, насаживали их на пики или рубили саблями, женщин насиловали даже в церковных храмах и затем перерезали им глотки. Фельдмаршал Тилли не сделал ни малейшей попытки прекратить резню. Магдебург буквально утонул в разнузданных оргиях и насилии. Армия графа превратилась в кровожадную банду самых жестоких и отъявленных головорезов, которая бесчинствовала в Магдебурге несколько дней. Весь город был объят пламенем, едкий чёрный дым гигантскими столбами подымался на огромную высоту, заслоняя весь небосклон. Казалось, наступили ужасные времена Апокалипсиса. Красивый богатый город превратился в руины и чадящее смрадом обгоревших трупов пепелище. Трупы людей тысячами уносило течение Эльбы.

Фельдмаршал Тилли верхом на коне в сопровождении своих офицеров двигался по берегу Эльбы и то и дело морщился и чихал — от едкого дыма и запаха палёного человеческого мяса першило в горле. Однако жуткое зрелище множества человеческих трупов, заполнивших улицы пылающего города, покачивающихся в холодных водах великой немецкой реки, ничуть не смущало престарелого главнокомандующего имперской армией и войсками Лиги, и он время от времени произносил одну и ту же фразу:

— Это ещё слишком малое наказание для еретиков. Апокалипсис ещё грядёт!

В этот момент к фельдмаршалу подскакал на взмыленном коне граф цу Паппенгейм, опытный, побывавший во многих сражениях рыцарь, которого трудно было чем-то смутить, но сейчас потрясённый чудовищным зрелищем, задыхаясь от смрадного дыма и трупного зловония, пропитавших воздух в Магдебурге и его окрестностях, он воскликнул:

— Велите остановить избиение этих несчастных! Солдаты скоро вырежут всё население Магдебурга!

Фельдмаршал спокойно с сатанинской улыбкой на тонких бескровных старческих губах ответил:

— Солдат должен получить хоть какое-то вознаграждение за всю опасность и за все мучения, которым он подвергался при штурме этого проклятого города еретиков![246] — С этими словами, не удостоив лишним словом ошеломлённого графа, тронул шпорами коня и медленно двинулся дальше в сопровождении своей свиты вниз по берегу Эльбы, откровенно любуясь пожаром некогда процветающего города и плывущими по течению трупами.