Нитард, переодевшись в светскую одежду, нёсся верхом в Моравию, ибо Лемормен от имени самого короля поручил ему поднять в этом благодатном крае антипротестантский мятеж. Для этого необходимо было использовать одного из самых богатых магнатов Моравии — графа Валленштейна. Тот уже знал о восстании протестантов в Праге и всерьёз прикидывал, какие шансы у Фердинанда фон Штайермарка удержать за собой чешский королевский трон, и не пора ли самому примерить королевскую корону. Казалось, что начавшийся в стране хаос этому благоприятствует, но для достижения своих честолюбивых целей графу необходимо было прежде всего создать дисциплинированную и хорошо вооружённую армию. Однако даже на небольшую армию нужны огромные деньги. Валленштейн прикидывал, насколько ему хватит собственных средств для содержания хотя бы одного пехотного и трёх кавалерийских полков. На содержание пехотного полка в течение года требовалось не менее полмиллиона гульденов. Армия из десяти тысяч солдат и офицеров будет обходиться ему не менее чем в 1,5 миллиона гульденов в год. Это были астрономические суммы даже для такого состоятельного человека, как Валленштейн. Числясь офицером на имперской службе, то есть обристом Моравии, за свой счёт он содержал только два эскадрона кирасир и роту мушкетёров и сейчас усиленно ломал голову над тем, где взять средства на содержание хотя бы одного кавалерийского полка. Его размышления прервал приход посланника патера Лемормена.
Нитард в сопровождении Зигмунда Адама Эрдманна графа Трчка и барона Зигфрида Христиана фон Илова — лейтенантов Валленштейна, рослых, могучего сложения рыцарей — вошёл в кабинет моравского обриста.
Ставка графа находилась в принадлежащем ему замке, в окрестностях которого были расквартированы мушкетёры и кирасиры, поэтому Нитард направился прямиком в это имение Валленштейна: шпионская сеть ордена иезуитов в Чехии и Моравии работала безукоризненно.
Граф с трудом оторвался от своих расчётов и с изумлением уставился на молодого иезуита. Нитарда он мгновенно узнал — со времени окончания Градисканской войны прошло совсем немного времени.
— Memento mori, — произнёс коадъютор.
— Чем могу служить, святой отец? — сухо осведомился граф, который в последнее время стал испытывать к монашеской братии, особенно к иезуитам, глухую неприязнь. Особенно его раздражали постоянные нарушения католиками основных пунктов Чешской Грамоты Имперских привилегий.
— По дороге сюда я заметил, что в Моравии ускоренным маршем двигаются целых пять полков — три кавалерийских и два пехотных — под командованием графа цу Мансфельда, так как главарям мятежников хорошо известно, что ты, сын мой, не изменил ни Его католическому величеству императору Священной Римской империи Маттиасу I, ни его величеству королю Чехии и Венгрии, герцогу Штирии, Крайны и Каринтии Фердинанду фон Штайермарку, но главное — ты остался верен нашей матери святой католической церкви, — спокойно объяснил Нитард.
— И что дальше? зевнул граф, проведший короткую майскую ночь в докучных размышлениях и поэтому совершенно не выспавшийся, из-за чего был зол как никогда.
— Это я хотел бы спросить у тебя, сын мой. Именем Его Католического Величества, я желаю знать, что ты собираешься предпринять для защиты нашей Матери-Церкви? — резким тоном осведомился иезуит.
— Вышвырните этого святошу отсюда и бросьте в нужник, — велел Валленштейн, снова склонив голову над ворохом бумаг.
За спиной Нитарда тотчас выросли граф Трчка и барон Илов, схватили коадъютора за запястья и выше локтей и сдавили с такой силой, что у иезуита затрещали кости.
— Вы... вы не смеете! Я... я посланник его экселенции професса ордена иезуитов и духовника самого короля Чехии и Венгрии, патера Лемормена! — завопил Нитард, когда его выволокли в коридор, где он лицом к лицу столкнулся с ротмистром Нойманом. Равнодушно взглянув на Нитарда, ротмистр направился в кабинет Валленштейна.
— Погодите! Вы не знаете главного! Мансфельду приказано изъять в Брно военную казну и доставить в Прагу! — выкрикнул в отчаянии Нитард.
Нойман на минуту остановился, резко развернулся и спросил у лейтенантов графа:
— Господа, куда вы его тащите?
— Этого наглеца велено бросить в нужник, — ухмыльнулись рыцари.
— Погодите, утопить в дерьме вы его успеете. Этот красавчик говорит правду. По моим сведениям, армия графа Мансфельда движется прямиком на Брно. Похоже, мятежники действительно охотятся за военной казной.
Нойман доложил Валленштейну о случившемся, и тот, сразу оценив ситуацию, дал знак офицерам отпустить иезуита.
— Так почему же ты, глупый поп, сразу не сообщил о военной казне? — сердито обратился к Нитарду граф.
— Однако, насколько я помню, со мной долго не разговаривали и сразу поволокли в нужник, — ответил он с досадой.
— Я — человек военный, и привык, чтобы разговор был ясен и краток, без всяких поповских выкрутасов, — важно изрёк Валленштейн и подумал: «Военную казну стоит прибрать к рукам, чтобы не досталась мятежникам. Вот они деньги, необходимые для содержания хотя бы одного собственного полка!»