Валлия

– А я одна! Прости Марта, я очень рада, что ты, наконец, пообщалась со своими родными. Скажи, вот чем ты занималась в это же время, только год назад?

– В какое время? – не поняла она.

– В конце января, год назад.

– Да много чем. В основном время на лабораторию уходило, да и в теплицах всегда работы хватает, лечение конечно, куда же без него.

– Вот! – я опять повернулась к Алексею, – Марта же не виновата, что меня ищут. Почему она должна из-за меня прозябать здесь?

– Лия, да с чего ты взяла, что я здесь прозябаю?

– Да с того, Марта, потому что у тебя есть свои интересы, знакомые, родные, которых ты не видишь из-за меня.

– Да перестань…

– Не перестану. И сколько я здесь ещё буду жить? Полгода, год, два, ты мне можешь ответить? – вопросительно посмотрела на брата. И заметив, как он замялся, продолжила: – Мне уже двадцать пять лет. А я живу под постоянным надзором старших и мелкого брата.

– Ну, ты перегибаешь, – вскинулся он, – У нас разница всего лишь два года.

– Ну да, два года, – отвернувшись, встала, – а чувствую себя разбитой старухой.

– Лия, мы что-нибудь придумаем, просто нужно время.

– Сколько? Я уже три месяца здесь живу и хоть что-нибудь изменилось? И я не шучу, не привезёшь мне паспорт, я и без него уеду. Найду способ. И плевать, что меня поймают, я, во всяком случае, хоть узнаю для чего, зачем я им сдалась, по какой причине убили мою маму. Надоело прятаться и жить как страус, постоянно пряча голову.

Отвернувшись, вышла. Накинув дубленку, побрела вокруг дома, краем сознания отмечая, что уже стемнело. Конечно, я понимала, что никто мне паспорт не собирается возвращать. Ну и пусть, справлюсь. От злости я пнула сугроб и взвыла от боли – совсем забыла, что здесь стоит скамейка, которую замело снегом.

Подпрыгивая на одной ноге, через раз наступая на вторую, направилась в пристройку. Схватив метлу, вернулась обратно и, размахивая ею, разбросала снег со скамейки в разные стороны. Со всхлипом бросив метлу, направилась в дом, где работаю с целебными травами.

Не раздеваясь и не включая свет, прошла к столу, да так и осталась стоять, сжав кулаки и пытаясь успокоиться. Хотелось завыть, поплакать, а потом разбить что-нибудь и желательно об кого-нибудь. Скрипнула входная дверь, дверь в сени, пошарив по стенам руками и чертыхнувшись, Лёшка всё-таки включил свет. Прошёл, сел на старенький диван, который жалобно скрипнул под его весом.

– Слушай, а чай здесь есть?

– Иди, тебя Марта и накормит и чаем напоит, – не сдержала я всё-таки своего раздражения.

– Лия, пожалуйста. Ну, сделай мне чаю, а?

Вдох… выдох… стараясь не смотреть на брата, прошла на кухню. На ходу сбросила дублёнку и кинула её на стул, поставила чайник. Домик маленький: пара комнат, кухня и сени. Протапливали его мы с Мартой только по утрам, поэтому сейчас было прохладно, но с печью возиться не хотелось, решила, что тоже горячего чаю попью и согреюсь. Не смотря в сторону вошедшего в кухню Алексея, уже успевшего сесть за стол, поставила чашки, достала припасённое печенье, варенье и уселась напротив.

– Ну, начинай.

– Ты о чём? – с деланным удивлением посмотрел на меня.

– Ну как же: уговаривать подождать, рассказывать о моей неблагодарности к вашим стараниям по моему сокрытию.

Закипел чайник, и пришлось прерваться, заварить травяной чай, разлить по кружкам.

– Я пришёл извиниться, – произнёс он, обхватив кружку с чаем, подняв на меня глаза, встретил удивлённый взгляд. Ну да, хотела услышать извинения за его слова, но не ждала, – Вернее попросить у тебя прощение за то, что так себя повёл, за то, что обидел.

Кивнув, я отвела взгляд, обхватив кружку ладонями.

– Я хочу тебе рассказать о своей матери.

Вот это уже непонятно, я опять удивлённо на него посмотрела.

– Зачем?

– Чтобы ты поняла, что я имел ввиду, когда сказал, что вы с Максимом не сможете быть вместе.

– Вообще-то ты не так сказал и я не понимаю: причём тут вообще Максим?

– Лия, ты, пожалуйста, просто выслушай меня, мне и так тяжело об этом говорить.

Я замолчала.

Хочется ему выговориться, пусть, послушаю. Тем более, когда и от кого я ещё узнаю о жизни брата и его матери, к своему стыду я знала только, что она умерла и всё.