Валлия

– Моя мама была замечательной женщиной. Доброй, отзывчивой, просто не повезло ей встретить моего отца. И хоть она была единственной его женой, женой альфы, только вот можно по пальцам пересчитать оборотней, которые помнят её, – он, усмехнувшись, отвернулся к окну, – Когда маме исполнилось двадцать четыре, её отец поставил перед фактом, что она выходит замуж – это был договорной брак, выгодный обеим стаям. И не смотри на меня так удивлённо, – он заметил выражение моего лица в оконном стекле и, посмотрев на меня, продолжил: – Мы хоть и оборотни, и живём в большей части подгоняя правила жизни под инстинкты, но политику и выгоду ещё никто не отменял. Первое время всё складывалось замечательно, я родился можно сказать в нормальной семье, только через год запах матери отцу стал неприятен. Понимаешь, чем сильнее зверь, тем привередливее в смысле обоняния. Он отселил её и меня в отдельный дом и это даже помогало. Стоило сделать перерыв и не видеться им какое-то время, то её запах для него становился нейтральным, только перерывы становились всё длиннее и длиннее и виделись они всё реже. Закончилось тем, что он отселил её в другой посёлок нашей стаи, да она и сама была только «за». Он же не собирался хранить ей верность и как ты понимаешь матери было довольно-таки неприятно, когда ей кто случайно, а кто-то и специально рассказывал об очередной потаскухе, живущей в «Красном» доме. Меня же отец сначала оставил жить с собой, но ненадолго, потому что мой запах, очень похожий на запах матери, его так же стал безумно раздражать. В возрасте шести лет, меня отправили на обучение в школу-интернат для оборотней мужского пола, не самую лучшую конечно, но уровень подготовки там выше среднего. Мама жила в северном посёлке и что самое гадкое, отец ей запретил работать – это же не уровень, жена альфы! Деньги каждый месяц ей передавали, правда, случалось и такое, что забывали передавать, а может и себе присваивали, нарак их знает. Но она, договаривалась, где-то помогала по хозяйству, уезжала в становки, там помогала старикам и отшельникам, за что те ей платили. Это я узнал намного позже. Каждые четыре месяца у младших классов были недельные каникулы, и я с радостью проводил их с мамой, даже не догадываясь насколько ей нелегко приходится. Когда мне было четырнадцать, я приехал к матери, а её не было, вот от жившей по соседству бабы Нюры я и узнал, что мама уехала в становку и по какой причине. Я, как борец за справедливость, рванул к отцу. Стал требовать, чтобы он ей разрешил работать, чтобы деньги не забывал передавать. Причём когда я ворвался к нему в кабинет, он был не один, ещё трое каких-то оборотней, который с интересом слушали мои требования. Вот тогда-то меня отец и приложил, как следует. До этого он, конечно, воздействовал на меня, так что я пару раз сознание терял, но в этот раз я его конкретно из себя вывел: унизил при других, задел его эго. Тогда приложил он меня знатно, думал, сдохну. Так ему мало этого показалось. Когда я очнулся, суток через трое, меня перед «Красным» домом выпороли плетьми, да ещё и «Стронхом» смазали спину, чтобы шрамы на всю жизнь остались, чтобы всю жизнь я помнил эту тварь и своё неповиновение.

Я даже не заметила, в какой момент взяла его ладонь, так и слушала, сжав её, но после услышанного охнула и, распахнув широко глаза, с ужасом на него посмотрела:

– Создатели! Что ж за урод он был?

Но Лёша, словно не услышал меня, качнул головой. Некоторое время помолчал, словно собираясь с силами и спустя несколько напряжённых минут тишины, продолжил: