Вальпургиева ночь. Ангел западного окна

— Ваше величество, Ангел не учит нас мошенническим проделкам. Он наставляет нас, как уберечь от тления плоть, познавшую могилу. Свидетельства и доказательства тому я готов предъявить, взывая к глубочайшей мудрости вашего величества, адепта, посвященного в сии тайны.

— И все, больше ничего не умеете? — Император начал клевать носом.

Келли встревожился:

— Мы много чего умеем! У нас есть камень, который любые металлы превращает…

Рудольф резко вскинул голову:

— Чем докажешь?

Келли выудил из-под одежды кожаный мешочек.

— Повелевайте, великий государь. Я готов.

— На мои глаза, парень ты отчаянный! И все же котелок у тебя варит лучше, чем у… как бишь его… — Император махнул рукой в мою сторону.

От обиды у меня перехватило дыхание. Да никакой он не адепт, император Рудольф! Золото ему подавай, вот и все, чего он хочет. А видеть Ангела, слышать его пророческие слова, постичь тайну бессмертия, тайну нетленной плоти — да ему все это глубоко безразлично, а то и насмешку вызывает. Неужели он избрал путь левой руки?.. И тут император неожиданно объявил:

— Вот что! Превратите простой металл в драгоценный, да не как-нибудь, а у меня на глазах, чтобы я своими руками его пощупал! Сумеете — тогда и об ангелах позволю сказки сказывать. А охотников предлагать несбыточные прожекты мы видали… хороши господа — ни Богу свечка, ни черту кочерга.

Меня так и бросило в жар, сам не знаю почему.

Император поднялся с проворством и ловкостью, неожиданными, потому как с виду он был немощен и стар. Вытянул шею коршун, повел головой в одну и в другую сторону, высматривая добычу, кивнул, глядя на стену.

И тут в ней открылась потайная дверь.

Еще минута — и мы стоим в алхимической лаборатории императора Рудольфа. Она оборудована как нельзя лучше. Тигель ждет на горящих угольях. Мигом подготавливается все необходимое. Император берет на себя роль лаборанта и орудует умело. Любые попытки пособить отвергает, сердито грозя кулаком. Недоверчивость его безмерна. Он действует хитро и осмотрительно, даже отпетый мошенник, вздумавший его обмануть, пришел бы в отчаяние. Нечестная игра здесь невозможна. Вдруг слышу: за дверью негромко лязгнули железные доспехи. Я чувствую, нас стережет в засаде смерть… Рудольф скор на расправу, не дай бог какому-нибудь недоучившемуся чернокнижнику подсунуть ему фальшивку вместо настоящей тинктуры.

Келли побледнел, весь трясется, смотрит на меня с мольбой. Страх его понятен: вдруг «красный лев» подведет? Бродяге ли не знать, что тогда ждет…

В тигле с шипением плавится свинец. Келли развинчивает половинки красного шарика. Император не спускает с него глаз. Вот протянул руку… Келли чуть замешкался — в ту же секунду орлиный клюв бьет без промаха:

— Кого за вора держишь, сквалыга? А ну подать сюда!

Красный с сероватым отливом порошок Рудольф разглядывает очень долго, с дотошной тщательностью. Наконец скептическая усмешка исчезла, губы уже не поджаты, лиловатая нижняя опять отвисла. Глаза подернулись тусклой пленкой — старый коршун задумался. Келли отмеряет потребное для трансмутации количество порошка. Словно вышколенный лаборант, император старательно и точно исполняет все его указания: он честно соблюдает условия, которые нам поставил.

Свинец полностью расплавился. Теперь император подсыпает тинктуру в жидкий металл. Проекция завершается успешно: металл бурлит и клокочет. Эту оплодотворенную материнскую субстанцию император выливает в форму, погруженную в ледяную воду. Затем своими руками извлекает новорожденного — мягко поблескивающий слиток чистого серебра!

Жаркое марево золотится над парком, через который в послеполуденный час лежит наш обратный путь, мы веселы, обоих так и распирает от гордости, Келли и меня. На шее у Келли побрякивает серебряная цепь, награда, которой удостоил его император. Сказал же ему Рудольф вот что: «Жалую за золото золотом, серебром за серебро, так-то, проныра. В другой раз проверим, сами ли изготовили порошок и сможете ли еще приготовить. Учти, лишь адепт увенчан короной, цепь же… пусть напоминает о других цепях!»

Вот так, предельно ясно пригрозив напоследок, император нас отпустил, и мы покинули Бельведер, слава богу благополучно разминувшись со стражниками, которые, оставаясь невидимыми, внятно бряцали кованым железом.

Дом доктора Гаека, приютившего меня с женой и сыном, стоит на Староместском рынке; из окон моей славной комнаты я могу любоваться прекрасным видом: широкая рыночная площадь, справа ее ограждает Тынский храм с остроконечными башнями и причудливыми зубцами, а слева пышное здание ратуши, где заправляют городскими делами непокорные пражские бюргеры. У дверей всегда оживленно, частенько подъезжают сюда императорские курьеры. Если платье на посыльном обычное, из сукна или бархата, значит, у градчанского властителя опять нужда в деньгах. Приходится занимать под высокие проценты. Если же императорский слуга явился в воинских доспехах, дело принимает другой оборот: император повелел добром либо силой без промедления забрать подати и прочие налоги. В Богемии Габсбурги только и знают, что требовать денег!