Вальпургиева ночь. Ангел западного окна

Уже сама встреча двух женщин, когда мы с Джейн подошли к автомобилю, была совсем иной, чем все, чего я мог ожидать. Княжна была оживлена и любезна, по обыкновению слегка иронична в речах, а Джейн, вопреки моим тайным опасениям, не смутилась и ничуть не оробела в новой, достаточно непривычной ситуации… напротив! Она спокойно и сдержанно поздоровалась, ограничившись двумя-тремя неизбежными учтивыми словами, в ее глазах, устремленных на княжну, вспыхнул странный, веселый огонек. А слова благодарности за приглашение прокатиться за город прозвучали холодно, точно ответ на некий вызов.

Когда мы расположились в удобном широком лимузине, я вдруг обратил внимание на смех княжны — в нем появилась нервозность, ничего подобного я раньше не замечал. Вдобавок она все время кутала плечи шарфом, как будто ее знобило.

Потом мое внимание переключилось на шофера, погнавшего вовсю, как только довольно оживленные улицы предместья остались позади. Мы, казалось, не ехали, а плавно скользили по воздуху, беззвучно, не чувствуя толчков, хотя за городом дорога пошла по рытвинам и ухабам. Стрелка спидометра упрямо ползла все дальше… сто сорок километров! Княжна как будто ничего не замечала, во всяком случае, она и не подумала напомнить об осторожности шоферу, который словно застыл в безжизненном оцепенении. Я посмотрел на Джейн, она равнодушно следила за пролетающими мимо окон картинами. Сжал ее руку — она осталась неподвижной и вялой; выходит, Джейн тоже не видела ничего необычного в том, что мы мчимся с безумной скоростью?

Стрелка спидометра подобралась к отметке «сто пятьдесят» и неуклонно двинулась дальше. И тут мною тоже овладело глубокое безразличие к тому, что касалось внешних впечатлений этой поездки, — деревья вдоль шоссе проносились, точно клинки, со свистом рассекая воздух, редкие пешеходы, повозки, истошно гудящие автомобили летели прочь в умопомрачительной пляске.

Никто не нарушал молчания, не отвлекал меня, и постепенно мне вспомнилось все случившееся за последние несколько часов сегодняшнего дня. Я посмотрел на княжну, чей надменный взор устремился к горизонту, опережая наш бешено мчащийся автомобиль. Она походила на бронзовое изваяние божества, на лице застыло хищное выражение, как у пантеры, терпеливо сторожащей в засаде беспечную жертву. Гибкая, гладкая, грациозная… нагая! Я зажмурился, смахнул с глаз мутную пелену, опять моргнул — бесполезно: мне виделась обнаженная жрица тайного исступленно-сладострастного культа Исаиды и проповедница любовного упоения, которое сулит непостижимо острая, жарко пылающая ненависть… И вновь я почувствовал желание сдавить руками шею демонической женщины-кошки, предаться оргии ненависти, ненависти, ненависти и злобы, убивать и, стискивая пальцы, ощущать, как вздрагивает от наслаждения каждый мускул… И вновь пронизывающий страх ознобом пробежал по жилам, и вновь я в смятении взмолился, призывая безмолвным воплем… Джейн, словно я не держал ее безвольную руку, словно не сидела она рядом со мной в летящем с бешеной скоростью автомобиле, а пребывала где-то в дальней дали, в неведомой вышине, богиня в надзвездных высотах, матерь на недостижимых небесах.

И вдруг дух у меня захватило, голова закружилась от ужаса — впереди громадная фура, груженная бревнами! И две машины! Они почти поравнялись друг с другом, а мы со скоростью сто шестьдесят километров мчимся на них! Тормозить нет смысла — дорога узка! А за обочиной пропасть!

Шофер за рулем неподвижен. Безумец? Он еще прибавляет скорость, сто восемьдесят… Хочет обогнать слева? Не выйдет, две машины и фура точно сцепились, заняв всю ширину дороги… И вдруг водитель мягко берет… вправо! В пропасть! Безумец! Еще секунда — и бревна нас протаранят — лучше рухнуть вниз, разбиться… Боже! Правым боком мы зависаем над зияющей бездной, там, внизу, на острых скалах кипят белые буруны… От обрыва до фуры с бревнами не более метра, мы проскакиваем на двух левых колесах — автомобиль на умопомрачительной скорости не срывается, а проносится вперед, паря в воздухе, точно на крыльях.

Обернувшись, вижу: намертво сцепившиеся автомобили далеко позади, они все меньше, и вот исчезли в клубах белой пыли. «Джон Роджер» недвижно сидит за рулем, как будто ничего не случилось, ерунда, пустяки, детские игрушки… Кто может так гнать? Только дьявол, думаю я, или выходец с того света. И снова со свистом, точно ножи, рассекая воздух, проносятся мимо громадные, в три обхвата, вековые деревья…

Липотин посмеивается:

— Недурно, а? Не проворонь момент старая добрая центробежная сила, эх, было бы…

С тысячей игольных уколов кровь, прихлынувшая к сердцу, отливает и начинает согревать заледеневшее от страха тело. Наверное, когда я ответил, на моем лице еще не разгладилась гримаса ужаса:

— Слишком недурно для моих костей, самых обыкновенных, человеческих.