Вальпургиева ночь. Ангел западного окна

Липотин медленно опустился на кресло. Он уже успокоился, но повадка его вдруг изменилась. Недокуренную сигарету он неторопливо потушил в ониксовой чаше, которая опять стояла на столе как обыкновенная пепельница, не спеша вытащил новую сигарету, закурил, всем своим видом показывая, что подводит некую черту и теперь пойдет совсем другая игра. Несколько минут прошло в молчании, Липотин глубоко затягивался едким дымом русского табака. Я молчал, думая: пусть себе покурит всласть, не стоит торопить события. Липотин мою тактику раскусил и, пряча глаза, сказал:

— Ваша взяла. Ну хорошо… Дело принимает абсолютно иной оборот. Вы проникли в тайну кинжала. Вы кинжал не отдаете. Первый раунд, стало быть, выиграли.

— Ничего нового вы мне не сообщили, — спокойно ответил я. — Не сомневайтесь, если человек понял, что такое время, и научился видеть не только внешнюю сторону вещей, но и то, что внутри, если он распознал смысл снов и мечтаний, открыл, что в судьбах людей или вещей нам в именах и зримых образах предстает вездесущая реальность, то он не ошибется — в надлежащее время назовет как раз те имена, какие нужны, и демоны послушно явятся на зов.

— По-слу-у-шно? Вы позволите дать вам совет? Нет опасней тех демонов, что являются на чей-то зов. Поверьте моему опыту, я ведь стар, ох, очень, очень стар, и за свой век поднаторел в делах, связанных со всевозможными персонажами из того мира, что между землей и небом. Они же с великой охотой обретаются… гм, вблизи древних раритетов. В общем, скажу без обиняков: вы, мой глубокочтимый меценат, призваны, ибо одержали победу над смертью. И как я понимаю, хоть и немало тому удивляюсь, вышли победителем из многих сражений. Но отсюда отнюдь не следует, что вас приняли в число избранных. Злейший враг победителя — высокомерие.

— Спасибо за откровенность, Липотин. По правде говоря, я думал, вы на стороне противника.

Липотин вдруг принял свой обычный вялый, скучающий вид. Медленно подняв на меня глаза, он ответил:

— Я, любезный меценат, ни на чьей стороне. Видите ли, я… Господи… я ведь из рода Маски, иначе говоря, я всегда держусь тех, за кем сила.

Кривая ироническая усмешка, гримаса разочарования, глубочайшей горечи и даже отвращения — не берусь описать, что отразилось на тощей морщинистой физиономии старого антиквара.

— Вы считаете, что сила?.. — Я торжествовал в душе.

— В данный момент на вашей стороне. Посему я к вашим услугам.

Я замер и не смотрел на него.

Липотин попытался заглянуть мне в глаза:

— Решили, значит, прикончить княжну Асию? Вы понимаете, что я хочу сказать. Ничего не выйдет, уважаемый! Не спорю, она одержима. А сами-то вы разве не одержимы? Если не отдаете себе в этом отчета, тем хуже для вас. А княжна, она ведь родом из Колхиды, и кто знает, может, ее праматерь звали Медеей^{156}.

— Или Исаидой, — быстро заметил я.

— Исаида ее духовная праматерь, — деловито уточнил Липотин. — Не смешивайте эти вещи, если мечтаете о победе.

— Не сомневайтесь, победа будет за мной!

— Ох, лучше бы вам не обольщаться насчет своих сил, уважаемый. От века, с тех пор как мир стоит, всегда побеждает женщина.

— С чего вы взяли?

— Да-да, не сомневайтесь. На том мир стоит.

— Мир! На что мне мир, если я выбираю копье?

— Отвергая копье, теряешь вроде бы только половину мира. Но, дорогой меценат, беда в том, что оставшаяся половина — это на самом деле весь мир, просто не хватает воли завладеть миром целиком.

— Да что вы знаете о моей воле!

— Очень, очень много, уважаемый. Вы же видели Исаиду Понтийскую?

От насмешливого и проницательного взгляда русского хитреца меня бросило в жар. Я не смог парировать ехидный выпад, вдруг стало ясно как дважды два: Липотин читает мои мысли. Да ведь и в доме княжны, и во время поездки в Эльсбетштайн он просто насквозь меня видел. Я покраснел, как мальчишка.

— Было такое, а? — допытывался Липотин озабоченно — эдакий добрый доктор.

Я отвернулся, не зная куда деваться от смущения.

— От женщины никто еще не мог спастись, друг мой, — продолжал он вполголоса, — ускользнуть от нее ох как не просто. Лишь тайны скрыты, облечены покровом, уж так повелось. А женщина — это сама реальность, вездесущая реальность, и ее тайное оружие как раз нагота, воспламеняющая кровь мужчины. Вступая в поединок с реальностью-женщиной, мы спешим ее разоблачить, сорвать одежды — в буквальном смысле или только в воображении, уж это как кому повезет. А по-другому ни один герой еще не сумел победить реальность.

Я попробовал увернуться:

— Как много вы знаете, Липотин!

— Очень много. В самом деле очень много, — ответил он опять вяло, как-то автоматически, чуть ли не засыпая.

Я все больше чувствовал неловкость и смущение, язык прилип к гортани; надо было прийти в себя, услышать собственный голос:

— Липотин, вы вообразили, будто я пренебрегаю княжной. И ошиблись. Нет, не пренебрегаю. Я хочу ее познать, понимаете? Познать! И если надо, то в библейском, весьма прозаическом и беспощадном смысле слова. Потому что я хочу с ней разделаться.