Вальпургиева ночь. Ангел западного окна

— Ваджроли… — Кажется, да-да, в какой-то странной книге я читал о тантрических ритуалах. Правда, почти ничего не помню, но интуиция подсказывает — это что-то гнусное, противное человеческому чувству. Тайна, которую неспроста так строго оберегают от непосвященных… Упав духом, спрашиваю: — Это практика экзорцизма?

Липотин медленно качает головой:

— Изничтожить пол? А что тогда останется от человека? Даже внешнего облика у святого мужа или жены не будет. Природу не уничтожишь! Вот и княжну не пытайтесь извести — дело нестоящее.

— Знаете, Липотин, мне иногда кажется, она тут ни при чем. Это же…

С дребезжащим смешком антиквар обрывает:

— Хотите сказать, это Исаида, понтийское божество? Недурно! Недурно, мой бесценный друг и покровитель. Еще чуть-чуть, и попадете в цель.

— Да хоть как назови — Исаида Понтийская или Черная мамаша Бартлета Грина, шотландских кошачьих кровей, не все ли равно! Она и под именем леди Сисси являлась к своей жертве.

— Может быть, может быть… — Липотин уклонился от прямого ответа. — Как бы то ни было, особа, которая сиживала в кресле, ныне занятом вашим покорным слугою, это вам не какое-то заурядное привидение, и не живая женщина, и не банальное божество, некогда почитавшееся, а в наши дни забытое, — великая владычица плоти и крови человека, вот кто она такая. И если человек задумал ее победить, он должен стать превыше крови!

Я невольно хватаюсь за горло, в нем сильно, прерывисто, лихорадочно бьется пульс, как будто кровь стучится в мозг, чтобы сообщить что-то важное; а может, это бьется во мне ликующая в злобной радости чуждая, посторонняя сила? Я как завороженный не свожу глаз с ярко-алого платка на шее моего посетителя. А он одобрительно кивает. Я шепчу:

— Вы стали превыше крови?

Липотин вдруг сгорбился и поник, седой, дряхлый старичок, он едва не валится с кресла и с мучительным трудом сипит:

— Стать превыше, уважаемый, означает почти то же самое, что пренебречь. Быть выше жизни или вовсе не жить — какая разница? Ну скажите, скажите, в чем разница! Нет ее, верно? Ведь нет?!

Это был крик, в нем слышались неприкрытое отчаяние, страх, тянувший ко мне холодные старческие руки.

Но прежде чем я успел бы хоть отчасти понять, как этот вопрос, этот отчаянный возглас мог вырваться у Липотина, невозмутимого насмешливого скептика, он откинул со лба волосы, выпрямился и засмеялся таким жутким свистящим и сиплым смехом, что я тут же забыл о своем мимолетном удивлении. А Липотин наклонился ко мне через стол и с натугой захрипел:

— Позвольте заметить: вступив в царство Исаиды Понтийской и Асии Хотокалюнгиной, вы попадаете в самое средоточие жизни плотской, во власть крови, от которой нет спасения как на земле, так и на том свете; никто от нее не ушел — ни почтенный магистр Джон Ди, ни Джон Роджер, эсквайр, и вам не уйти, дражайший покровитель. Зарубите это себе на носу, любезный друг.

— Где же спасение? — Я вскочил с места.

— В тантре ваджроли, — спокойно отвечает мой гость, окутывая себя клубами табачного дыма. От меня не ускользнуло: он не хочет, чтобы я видел его лицо, когда он произносит это название!

— Что такое ваджроли-тантра? — Я решил идти напролом.

— В древности гностики^{160} называли этот процесс «обращением вспять вод Иордана». О чем речь, легко догадаться. Но это лишь внешний ритуал, весьма фривольный. Если вы сами, своими силами, не проникните в тайну, которая скрыта за внешним действием, а попросите, например, меня рассказать о ней, то расколотый орешек окажется трухлявым. Движения, физические действия, не сопровождаемые внутренними процессами, практикуются в красной магии, ее ритуалы лишь разжигают огонь, который никому не дано погасить. О красной магии людям ничего не известно, только и знают они молоть языком о белой да черной. А тайна, внутренний процесс… — Речь Липотина внезапно становится быстрым монотонным бормотанием, похожим на невнятную скороговорку тибетских лам. Чудится, будто не Липотин бормочет себе под нос, вернее, в свой красный шейный платок, а кто-то далекий и незримый: —… Расторжение уз… соединение любовью того, что разделено… Любовь побеждается ненавистью. Ненависть побеждается мысленным образом. Образ побеждается познанием. Познание побеждается отказом от дальнейшего познания. Неведение есть алмаз чистейший, Ничто.

Слова шелестят, шелестят, я не поспеваю за ними, не схватываю смысла. Вдруг кажется, будто в вышине надо мной Бафомет и он тоже слушает. Опустив голову, я пытаюсь уловить то, что внятно двуликому. Но остаюсь глух.

И вот я поднимаю голову, раздавленный собственным бессилием, и вижу: Липотина в комнате нет.

А был ли?

_____