Вальпургиева ночь, или Шаги Командора

Гуревич. Однако!… Там (кивает в ту сторону, где происходит маевка медперсонала) – там веселятся совсем иначе. Ну, что ж… Мы – подкидыши, и пока еще не найденыши. Но их окружают сплетни, а нас – легенды. Мы – игровые, они – документальные. Они – дельные, а мы – беспредельные. Они – бывалый народ. Мы – народ небывалый. Они – лающие, мы – пылающие. У них – позывы…

Прохоров. А у нас порывы, само собой… Верно говоришь! У них – жисть-жистянка, а у нас – житие! У нас во как поют! А у них – какие-нибудь там Ротару и Кобзоны… Хо-хо! Только и делов!

Сепаратно выпивают по совсем махонькой. Остальные, томительнооблизываясь, стоят в стороне.

И вообще – в России пора приступать к коренной ломке всего самого коренного!…

Коля (под советскую детскую песенку).

У меня водчонки нет,
Даже вермутишки нет…

Прохоров (подхватывает).

Только пиво, только воды!
Только воды, только пиво!
И никто у нас не пьян!
Лейте, лейте, сумасброды,
Одуряющее диво
В торжествующий стакан!
Пиф– паф!

(Подходит к баклаге со спиртом, наливает, опрокидывает в себя)

То же самое хотели бы сделать и другие. Но Гуревич ихостанавливает.

Гуревич. Чуть попозже. Клейнмихель, подойди сюда. Я должен сообщить тебе отраду: твоя мама не умерла! Она жива. Пашка ее не убивал! (Наливает ему)

Сережа (прижимая кружку к сердцу). Ура! Моя мама жива!

Пашка. Ура! Я ее не убивал! (Мгновенно выхватывает кружку из рук Сережи и залпом выпивает)

Гуревич. Ты ловок, Паша, как я погляжу. Но здесь ты не сорвешь рукоплесканий. А вот по морде смажут – это точно – «Привратно и в партикулярной форме».

Прохоров. Рене Декарт?… (Паше)

Короче, друг любезный,
Ступай– ка ты по утренней росе!

Паша, получив от старосты пощечину, икает и присоединяется кпляшущим.

Гуревич. Нет, ты только посмотри, староста! Значит, все-все было не напрасно, все революции, религиозные распри…

Прохоров. Улицы я уже переименовал, эстрадных вокалистов утопил. Теперь уже пора бы…

Гуревич. Да, да. Теперь уже пора бы менять этикетки. А то ну, что это за преснятина? «Юбилейная», «Стрелецкая», «Столичная»… Когда я это вижу, у меня с души воротит. Водяра должна быть, как слеза, и все ее подвиды должны называться слезно. Допустим так: «Девичья Горючая», пять рублей двадцать копеек, «Мужская Скупая» – семь рублей. «Беспризорная Мутная» – четыре семьдесят. «Преступная Ненатуральная» – четыре двадцать. «Вдовья Безутешная» тоже не очень дорого: четыре сорок. «Сиротская Горькая» – шесть рублей. Ну и так далее. Но только прежде чем ломать Россию на глазах изумленного человечества, надо бы вначале ее просветить…

Прохоров. Вот-вот. Наша запущенность во всех отраслях знания… подумать страшно! Я, например, у очень многих спрашивал: сколько все-таки граней в граненом стакане? Ведь у каждого советского стакана одинаковое количество граней. И представь себе – никто не знает. Из ста сорока пяти опрошенных только один ответил правильно, и то невзначай. Пока не поздно, я думаю, не начать ли в России эпоху Просвещения?…

Гуревич. Так мы ее уже начали. Пока – в пределах третьей палаты. А там, смотришь… Ну, чем был наш народ до нас? Вялый демонизм, унылое сумасбродство. Бесшабашность, сотканная из зевот. Ни в ком – никакого благородия, никакого степенства, ни малейшего превосходительства. А уж о высочестве, тем более о величестве, и говорить не приходится. Когда я, будучи на воле, глядел на наших русских, я бывал иногда так переполнен скорбью, что с трудом втискивался в автобус…

Прохоров (патетически). Я тоже. Я считаю, что мы немножко недоделаны и недоношены. Но в нас есть заколдованность. Я чувствую это по себе, а сегодня ночью особенно…

Гуревич. Ничего, ничего. Доносим, расколдуем, доделаем. А если в ком есть еще полузадушенность и недоразвитость – так это тоже легко поправимо…

Тем временем Алеха, Витя, Коля, Сережа и Михалыч медленноприближаются к двум мыслителям и смотрят на них с разнойстепенью обожания.

Прохоров. Алеха?!

Алеха. Мы все тут.

Прохоров. И хорошо, что все.

Гуревич. Вот именно. Там, на вонючем Западе, там тоже все только и делают, что стоят в очередях за бесплатной похлебкою. Ватикан им выдает похлебку или еще кто – не знаю, но они глядят при этом в сторону России и думают… О чем же они там думают, я тоже не знаю, – но как бы то ни было, мы должны быть постоянно начеку и готовить себя к подвигу! А вы готовите себя к подвигу?