Вальс бывших любовников

– Пока соберемся, пока доедем – вот уже и семь. Все, заканчивай пререкаться, одевайся и выходи, я через полчаса буду, – и Андрей бросил трубку.

Кофе пришлось проглотить залпом, даже не почувствовав вкуса, потом бежать в душ и наскоро приводить себя в порядок. Не хотелось будить мужа, потому вариант одежды оставался только один – китель, висевший на вешалке в большой комнате, Лена вчера забыла убрать форму в шкаф.

На ходу натягивая плащ, она спустилась пешком по лестницам и вышла во двор.

Было относительно тепло, даже дождя не предвиделось, это Крошину порадовало – в пасмурную погоду она чувствовала себя разбитой, даже если выспалась, а не как сегодня.

Машина Паровозникова влетела во двор минуты через три. Лена забралась на сиденье и посмотрела на Андрея – тот выглядел помятым, взъерошенным и откровенно не выспавшимся.

– Совсем не спал? – спросила она, и Паровозников неопределенно кивнул. – Ну, и к чему была такая спешка тогда? Мы трое суток не могли установить личность, что изменилось бы за пару часов?

– Там мать колотится в истерике, отказывается из отделения уходить.

– И у вас случился приступ человеколюбия?

– Все, Крошина, захлопнись, а то поругаемся, – вдруг зло отрезал Андрей, вцепившись в руль двумя руками. – И не отвлекай меня, и так не соображаю ничего, не хватало еще в аварию угодить, меня потом твой фээсбэшник с того света достанет.

От неожиданности Лена даже не нашлась, что ответить – Андрей не позволял себе обычно разговаривать с ней в таком тоне. Она отвернулась к окну и закрыла глаза.

Лена всегда болезненно переносила вот этот момент опознания, когда человек переступает черту между верой в лучшее и неизбежностью случившегося, до последнего надеясь на ошибку, на то, что тело под белой простыней принадлежит кому угодно, но не близкому. Особенно тяжело ей было смотреть на матерей, опознающих тела своих детей, потому что, наверное, нет ничего страшнее, чем пережить собственного ребенка.

Мать пропавшей Полины Покровской оказалась красивой моложавой женщиной лет пятидесяти пяти, ее лицо напомнило Лене кого-то, но она никак не могла вспомнить.

«Я ее определенно где-то видела, – думала она, исподтишка разглядывая женщину. – Но где?»

– Алиса Викторовна, – обратился к ней Паровозников, заглянув в блокнот, и Лена тут же вспомнила женщину.

Это была Алиса Покровская, декан актерского факультета института искусств, где училась Юлька Воронкова. И лет ей было гораздо больше, чем можно было дать на первый взгляд.

– Алиса Викторовна, – продолжал Андрей, – процедура малоприятная, но необходимая. Сейчас вам предъявят тело, вы должны внимательно посмотреть и сказать, ваша ли это дочь. Вы готовы?

Покровская медленно кивнула, выпрямилась и сделала глубокий вдох. Лена заметила, как трясутся ее руки, сжимающие платок, но лицо при этом стало вдруг сосредоточенным, собранным.

Санитар поднял простыню с лица убитой девушки, и Покровская, сделав шаг к носилкам, взглянула в него, тут же побледнев и хватаясь рукой за грудь:

– Боже мой… боже мой… что же я теперь скажу… что же я скажу… – Она упала на пол так стремительно, что ни Андрей, ни Лена не успели среагировать и поддержать.

– Вот же черт… – пробормотал Паровозников, присаживаясь на корточки. – Нашатырь дайте, – он протянул руку, в которую санитар вложил остро пахнущий тампон. – Накрывай, – велел Паровозников, осторожно водя тампоном у лица Покровской.

Санитар набросил простыню на голову трупа и откатил каталку к окну. Покровская между тем пришла в себя, села и обвела всех страшным, ничего не выражающим взглядом абсолютно пустых глаз:

– Как я теперь буду жить?

– Алиса Викторовна, примите наши соболезнования, – сказала Лена. – Вы можете сейчас разговаривать? Или мне вызвать вас позже?

– Нет-нет… – бесцветным голосом произнесла Покровская. – Зачем же… какая теперь разница… Поли нет больше…

– Давайте я помогу вам, – Андрей поднялся и протянул женщине руку. – Вот так… – подняв Покровскую на ноги, он тут же поддержал ее, потому что женщина покачнулась. – Пойдем на воздух, хорошо? Вот так… обопритесь на мою руку, – и он вывел ее из секционной.

Лена пошла следом, думая, как построить разговор с матерью, только что осознавшей, что ее дочь мертва. В такие моменты Крошина почти ненавидела свою работу, когда приходилось лезть в душу человеку, у которого вмиг рухнула жизнь.

К ее удивлению, Покровская сумела взять себя в руки и к моменту, когда они оказались в Следственном комитете, выглядела уже не такой разбитой.

– Хотите кофе? – предложила Лена, щелкая кнопкой чайника.

– Спасибо, нет, – отказалась женщина. – Я давно не пью кофе, это портит цвет лица. Господи, о чем я думаю… – осеклась она, прикрыв рот ладонью. – Поли больше нет, а я о цвете лица…

– Ничего, Алиса Викторовна, это такой способ самозащиты у мозга. Иногда лучше отвлечься на какие-то мелочи, так легче. Вы извините, но я вынуждена буду задать вам несколько вопросов…

– Да-да, конечно… конечно… – повторила Покровская, выпрямляя спину. – Если это поможет поймать ублюдка, который сделал это… я готова…