Домой Крошина явилась почти в час ночи и, выбираясь во дворе из служебной машины, подняла глаза и заметила, что в кухне горит свет. Она вспомнила, что не позвонила Филиппу, и тот, наверное, не ложится, волнуется, хотя наверняка догадался, где она и почему. Но на душе стало очень тепло – наконец у нее был кто-то, кто ждал ее до ночи, беспокоился, и это значило, что сейчас на пороге ее не встретит ставшая привычной за долгие годы оглушающая тишина пустой квартиры.
Входная дверь распахнулась ровно в тот момент, когда Лена вышла из лифта и сунула руку в карман, чтобы вынуть ключи.
– Поздновато гуляете, – заметил муж, возникая в луче света.
– Прости, я замоталась, некогда было позвонить.
– Да уж я понял… Что, дела идут? – помогая ей снять плащ, спросил Филипп, и Лена устало кивнула:
– Идут, но в какую-то другую сторону, мне кажется…
– Ужинать будешь?
– Нет сил, – призналась она, садясь на обувную полку. – Слишком много впечатлений для одного дня.
Филипп присел на корточки перед ней, взялся за лодыжку, снял туфлю:
– Лена… тем более, надо поесть. Когда голова так интенсивно работает, ей непременно нужно помогать. Я понимаю, это сейчас выглядит нотациями и брюзжанием, но…
Лена закрыла его рот ладонью:
– Это выглядит заботой, и мне безумно приятно… знаешь, это, оказывается, так важно, чтобы тебя ждали дома и чтобы о тебе беспокоились… – В носу защипало, Лена зажмурилась и попыталась улыбнуться: – Ну, вот…
– Может, тебе поплакать? – совершенно серьезно предложил муж, снимая вторую туфлю. – Напряжение снимешь…
– Ага… – пробормотала Лена. – И завтра глаза будут как у кролика, к тому же еще и опухшие… Нет, Фил, слезы – не мой метод…
– А что – твой? – помогая ей подняться, спросил он.
– Спать, наверное… только умыться бы сперва, а сил совсем нет…
– Ты ложись, а я тебе принесу салфетки и что там еще, – подталкивая Лену в сторону спальни, сказал Филипп. – Косметику снимешь, а уж умываться будешь утром. Все, ложись, я быстро.
Назавтра с самого утра Лена крутила в кабинете изъятые записи с камер наблюдения на парковке в жилом комплексе «Патио». Почему-то ей еще не давала покоя ссадина на шее Голицына – ее форма и размер как раз укладывались в его рассказ о нападении. На всякий случай она еще раз просмотрела протокол осмотра тела Полины Покровской, пытаясь найти упоминания о результатах соскобов из-под ногтей, но там все было чисто. И это значило, что девушка ни с кем не боролась перед смертью, иначе непременно было бы что-то. Но сделала Лена это, скорее, для успокоения собственной совести – рана на шее Павла никак не соответствовала тем, что могли бы быть нанесены ногтями.
Она снова вернулась к видеозаписям. Что-то в них не давало покоя. Она пересматривала их одну за другой по кругу, до тех пор пока в глазах не начинало рябить, но найти ничего так и не могла. А ощущение не проходило – Крошина была уверена, что есть какая-то мелочь, которую она непременно должна здесь найти, но пока просто не может.
«Ну, вот что? Пустая площадка… разлинованные парковочные места… одно, второе, третье… темный асфальт… летит стакан от кофе… бьется в опору фонаря… Что меня здесь так напрягает?» – думала она, вновь и вновь вглядываясь в монитор.
– Тебе заняться, что ли, нечем? – прогремел над самой головой голос Шмелева.
– А? – Лена не сразу смогла переключиться и даже головой потрясла.
– Кино на рабочем месте смотрим?
– Да вы что, Николай Иванович! – возмутилась она. – Я запись с камер видеонаблюдения на парковке просматриваю…
– На какой еще парковке?
– Ну на той, где, по словам Голицына, на него кто-то напал.
– И как? – Шмелев снял очки и сунул дужку в рот, тоже глядя в монитор, где по-прежнему метался, подгоняемый ветром, пустой картонный стакан от кофе.
– Да никак, – вздохнула Лена. – Похоже, он все-таки врет, потому что в указанное им время – вот… – она ткнула кончиком карандаша в монитор. – Никого там не было.
– Охранника опросили?
– С него и начали, записи потом изымали. Он делает обход всегда примерно в одно время, но ничего и никого не видел и утверждает, что машина Голицына в ту ночь вообще на парковку не въезжала. Судя по номеру места, он не врет.
– Н-да… – Шмелев покачал головой. – Неужели все-таки писатель? Очень неожиданно… Зачем ему это?
– Вот и я об этом думаю, – призналась Лена. – Я ведь Голицына неплохо знаю, еще по делу Жанны Стрелковой, помните? Я с ним и достаточно неформально общалась… даже странно, что у меня дело не забрали из-за этого.
– Ой, Ленка, перестань, – отмахнулся Шмелев. – Ты в комитете самое неподкупное существо, это же все знают, у начальства вообще никаких сомнений в твоей непредвзятости не возникло, хотя я, признаюсь, возражал.
– Да? – удивилась она. – А почему?
– Да только потому, что сам понимаю, как это неприятно, когда подследственный – знакомый. И если их уже двое – то вообще, но дело не забрал вовсе не потому, что боялся твоей предвзятости.