Вальс под дождём

Мы с Витькой притулились на вокзале в уголке крохотного зала ожидания, полностью забитого эвакуированными. Нам повезло, что отыскался такой уголок, точнее, повезло познакомиться со стрелочницей Марусей, которая и пристроила нас в закуток около кассы. Без Маруси мы пропали бы, потому что, когда после взрыва приплелись к своему поезду, оказалось, что запасные пути заняты незнакомым товарным составом, а наш ушёл час назад. У меня уже не было сил рыдать и горевать, и я просто села на песок между вагонами и закрыла голову руками. Что делать дальше, я не представляла. Мы остались в незнакомом месте одни-одинёшеньки. Мало того, я выскочила за супом в лёгкой кофточке, а ведь уже сентябрь и вот-вот похолодает окончательно. Витя тоже одет в короткие брючки-бриджики и байковую рубашку. Помощи ждать было неоткуда, денег нет. Хотя тут я потрогала висящую на шее сумочку — кое-какие деньги у меня всё же остались. И документы! Спасибо маме, что строго-настрого наказала ни под каким предлогом не расставаться с документами. У Витьки, само собой, документов не было. Я сидела, а Витька проснулся и, негромко подвывая, топтался рядом. Он пинал меня ногами в спину и колотил руками по плечам.

— Мама! Где моя мама? Ты обещала мне маму!

Я посмотрела на его лицо, залитое слезами:

— Витя, мамы больше нет. Её убила бомба. Теперь я буду о тебе заботиться. Ты понимаешь? — Он понимал. Я видела, что он всё понял, но не хотел признавать. Боялся поверить в сказанное. Я привлекла его к себе, и он безвольно опустил голову мне на плечо. — Не бойся, малыш, я тебя не обижу. Обещаю.

И именно в ту минуту, когда я тоже собралась зареветь, об меня споткнулись чьи-то ноги в ботинках, и женский голос недовольно пробурчал:

— Расселись тут, ни пройти ни проехать. Идите в свой поезд и там сидите.

Покачиваясь, как ванька-встанька, я поднялась, оказавшись лицом к лицу с невысокой железнодорожницей с сумкой через плечо, из которой торчали свёрнутые в трубочку сигнальные флажки. На шее у неё болтался рожок на медной цепочке. Я подумала, что она может быть ровесницей моей мамы, с такими же седыми волосками в причёске и едва заметными морщинками вокруг светло-серых глаз.

— Нет у нас поезда. Ушёл час назад, когда нас взрывом накрыло.

— Да ты вся в крови! — Женщина нахмурилась. — Тебе надо переодеться.

Я посмотрела на неё и устало пояснила:

— Сказала же, что наш поезд ушёл, вместе с вещами и со всем. Нам не во что переодеваться. И вообще некуда идти.

Я не ожидала от неё ответа, тем более что вдруг жутко разболелась голова, словно её раскроили топором напополам.

— Ну, вот что, — сказала женщина после долгой паузы, во время которой она несколько раз в раздумье теребила цепочку рожка. — Пойдёмте ко мне. Умоетесь и поедите. Да и из вещей вам что-нибудь подберу. А дальше не обессудьте, у самой семеро по лавкам.

Маруся, так звали женщину, дала нам с Витей старенькую одежду своих сыновей. Мне суконные брюки с заплатками на коленях, а Вите серенькое пальтишко с короткими рукавами.

— Не обижайся, но другой одёжи нет, — сказала Маруся. — Я вдова, живём бедно.

Денег за одежду Маруся не взяла и до отвала накормила нас вареной картошкой с солёными грибами. Пока мы, умытые и переодетые, уминали картошку, она смотрела на нас с острой жалостью.

— Эх, сколько сейчас на Руси таких выковырянных бедолаг, как вы!.. Разве ж всем поможешь?

Выковырянными деревенские называли эвакуированных. А мы и вправду были выковырянные, вырванные с корнем из родной земли и сваленные в одну общую кучу.

Маруся налила нам по стакану молока из запотевшего кувшина и кивнула на Витю.

— И что ты теперь будешь делать? Мальчонку в детдом отведёшь? У нас в школе собирают потерявшихся детишек.

— Что ты, Маруся! Никогда! Он теперь мой.

Я не хотела ни есть, ни пить, потому что перед глазами мелькали образы разорванных тел, Нюрка Моторина с доской в спине, да и головная боль нарастала, заливая глаза кровавой пеленой. Но, чтобы не обижать хозяйку, я отпила большой глоток молока и объяснила свой замысел:

— Состав с детьми завод отправил первым эшелоном, а все работники вместе с оборудованием едут позади с другим поездом. Значит, нам надо его дождаться. Там моя мама.

На словах о маме Витька встрепенулся, и я погладила его по голове:

— Ешь, Витюша. Это я тёте Марусе рассказываю, что скоро мы с тобой снова поедем в поезде туда, где не бомбят. Ты будешь ходить в детский садик, а я пойду работать на завод.

От недоверчивого взгляда Маруси мне стало тревожно. Она еле заметно нахмурилась:

— Трудное дело. Через наш узел много эшелонов проходит. Сама видела, некоторые сутками простаивают, а некоторые даже не останавливаются. Как ты узнаешь, что это твой завод, если поезд мимо проскочит?

Я зажала дрожащие руки между коленок и постаралась придать голосу уверенности больше для того, чтобы убедить в реальности плана прежде всего саму себя.

— Не знаю как, но узнаю. Буду круглосуточно дежурить на станции, другого выхода нет.

* * *