Вальсингамские девы

– Позвольте, я помогу вам. – Графа охватило непреодолимое желание коснуться ее длинных мягких кудрей и погладить их. Лорд принялся аккуратно освобождать щетку из плена мягких густых волос Кэсси, чувствуя при этом что-то необычайно странное и трепетное. Ореол ангельского света, словно окружающий девушку, заставил его мыслить о том, что она была не тронута ни одним мужчиной. Его дыхание участилось, а кровь вскипела.

«Что? Я возжелал это полоумное создание? Что за дьявольские чувства! – вдруг с глубоким отвращением к самому себе подумал он и тотчас покинул комнату, объятый огнем плотского желания обладать этим девственным телом. – Она не должна приходить сюда! По ее милости я чувствую себя нездоровым, психопатом, извращенцем!» – со злостью думал он, стыдясь чувств, что ненароком вызвала в нем ничего не подозревающая бедная Кэсси.

– Чтобы ноги Кэсси здесь больше не было! – гневно крикнул лорд любовнице, увидев ее, идущую ему навстречу: его лицо побагровело от гнева.

– Но почему? – воскликнула Кристин, не ожидавшая такого категоричного приказа и испугавшаяся горящего гневом взора возлюбленного. – Она что-то натворила?

– Я не желаю больше видеть ее в своем поместье! – мрачно изрек граф. – Сейчас же отправь ее домой! Ей здесь не место!

– Колин, прошу! – огорченно вскрикнула Кристин, подходя к любовнику.

– Хозяйке Риверсхольда не подобает иметь дело с грязной крестьянкой!

– Но, она моя сестра! Умоляю тебя…

– Если хочешь видеть ее – уходи с ней! Но чтобы ее здесь не было! Никогда! – Граф зашел в свой кабинет и с силой хлопнул дверью.

Кристин горько расплакалась, но не смела перечить любовнику. Она торопливо вбежала в свою спальню.

– Что ты натворила? Что ты наговорила ему? – закричала она на сестру, которая тут же сжалась от ее криков.

– Я ничего не сделала! Почему ты кричишь? – пролепетала испуганная Кэсси. Ее глаза были полны слез непонимания.

– Ты должна уйти домой… – Кристин всхлипнула. – Колин запретил тебе приходить ко мне… Кэсси, тебе сейчас же нужно идти домой!

Кэсси молча разрыдалась от обиды и кулачками вытирала слезы, побежавшие по ее щекам. Тоже рыдая, Кристин сняла с сестры свои драгоценности, переодела ее в лохмотья, в которых Кэсси пришла в Риверсхольд, и, взяв ее за руку, вывела из дома. Кэсси тут же бросилась прочь из поместья, убегая под проливным дождем. Разум бедной девушки пылал жалостью к собственному существу, ведь она, Кэсси, не сделала ничего дурного! Когда Кэсси прибежала домой, Кэтрин увидела ее промокшую, грязную и заплаканную, и, выслушав ее нервные объяснения подобному виду, была ошеломлена такой жестокостью со стороны Кристин и ее любовника. Она обняла рыдающую Кэсси и прижала ее к своей груди.

– Вот видишь, ты не нужна ей! Она поиграла с тобой и бросила, как старую куклу! Негодяйка! – в сердцах прошептала Кэтрин.

На следующий день о дурном поступке Кристин знал весь Вальсингам, и все, как один, были уверены в коварстве «этой распутницы», хоть сама Кристин в это время горько плакала от горя и упрекала любовника в бесчувственности.

– Как ты жесток! Я и так оторвана от дома! От всех, кого люблю! – кричала Кристин, пытаясь ударить графа по лицу.

– Значит, меня ты не любишь? – жестоко усмехнулся тот.

– Как ты смеешь! Тебе совсем меня не жаль! Кэсси не совершила ничего, чтобы ты поступил с ней так бессердечно!

На эти упреки граф промолчал.

«Эта полоумная девчонка все разрушила! Сделала меня ненавистным самому себе! Как она трогательна, эта кудрявая овечка! И Кристин была такой же, но превратилась в фурию. Нет, эта Кэсси никогда больше не смутит мой покой!» – со злостью думал граф, все еще не в силах прийти в себя после волнения, в которое ввергла его близость к Кэсси: он вспоминал мягкость ее волос, и его вновь охватывали темные мысли о том, что ни один мужчина не смел прикоснуться к этой полоумной красавице.