В рождественские каникулы 1921 года мы оба находились в Берлине. У меня, однако, было мало времени на разговоры с Вальтером и Дорой, так как меня приковали к себе семейные дела – против моего брата Вернера был развёрнут политический процесс – и я диктовал свою диссертацию машинистке. Беньямин прислал мне тогда изобиловавшее намёками приглашение пожить у них, в форме «арамейского фрагмента» из «кимелий228
Bibl. Berol.229» – озаглавленного «О муже Гершоме, который жил среди дщерей Валаама230 на брегах Бубера». На обратной стороне Дора написала: «Приходи, доколе есть / Место для тебя и честь. / У Эрнста можешь жить, покуда / Не изгонит ангел тебя оттуда»231.В последующие месяцы, между ноябрём 1921-го и февралём 1922 года в Гейдельберге Беньямин написал работу об «Избирательном сродстве», которую посвятил Юле Кон232
. Наряду с этим он пытался также завязать отношения в университетских кругах, чтобы прозондировать возможность габилитации, на которую у него были виды – и участвовал в философско-социологических вечерах, которые проходили в доме Марианны Вебер. Здесь он читал – с полным провалом – доклад о лирике, который, вероятно, был написан как введение к запланированному изданию стихов Фрица Хейнле, и натолкнулся на смущённое непонимание. Но там у него понемногу установились дружеские отношения с Карлом Мангеймом, одним из самых одарённых учеников Макса Вебера. В Гейдельберге Беньямин однажды увидел Стефана Георге, тот прогуливался у Замковой горы, и его вид произвёл на Беньямина сильное впечатление. Связь Юлы Кон со школой Георге, в круг которого её ввёл Роберт Бёрингер в 1916 году, ещё долго поддерживала в нём живой интерес к фигуре Георге.Берлин, Шарлоттенбург. Почтовая открытка. 1927 г.
Я был занят работой над своей диссертацией и подготовкой к экзамену. В конце января 1922 года Вальтер писал мне из Берлина: «Думаю, по установившемуся взаимному молчанию мы в курсе дел друг друга, то есть знаем, что работы у обоих невпроворот». И о себе самом: «Я много работал, но при этом – то ли от реального шума, то ли от усилий по концентрации – снова заработал себе “шумовой психоз”, так что весь в его власти, и всякий голос, особенно “западные” [?], приводит меня в бешенство, и я подумываю, не работать ли только по ночам, что влечёт за собой другие неудобства. Есть ли, вообще, у других покой или нет?.. Между тем, готов анонс “Ангелуса”. Когда будет машинописная копия, ты её получишь. Собираюсь вскоре закончить критику “Избирательного сродства”. Об этой работе я говорю с уважением. Она забирает меня целиком. Если ты не знаком с самой книгой, я просил бы тебя просмотреть её перед прочтением моей работы. – Недавно Хербертц написал настолько трогательное письмо (о бракоразводных и имущественных делах и о моём сочинении “К критике насилия”), что я распорядился назначить его членом-корреспондентом академии Мури. Напротив того, хлопоты некоторых господ о назначении депутата Шолема [моего брата] после происшедшего освобождения из заключения деканом бактериологического факультета наталкиваются на серьёзное сопротивление. – С завтрашнего дня я должен давать одной грюневальдской девчушке, живущей здесь неподалёку, уроки графологии – по 30 марок за штуку. Я купил в KDW [Западный универмаг] волшебную палочку. С её помощью я надеюсь ещё потянуть дело…
Беньямин с Дорой жаловались, что я ещё не представил свои материалы для первого номера журнала, хотя он должен был выйти весной – чего не произошло из-за резко ускорившейся инфляции. Вальтер написал, что первый номер будет иметь тридцать пустых страниц, озаглавленных «Герхард Шолем: пустые обещания».