– А пусть думают, что подходят новые силы русских. – ответил Пётр. – Нам главное, чтобы они позиции оставили и начали отступать. Вот когда начнут это делать, тогда и по настоящему ударим. Они, будут думать, что их атакуют крупные силы. Вот уж тогда им сразу придёт конец.
Атаки чередовались одна за другой. Костры вспыхивали вслед за ними. А гусары…они хохотали не переставая. Так весело им, ещё ни в одном бою не было.
– Надо бы заменить наших в окопе, – раздался, чей то голос, – небось, глотки себе уже надорвали.
Эти слова вызвали новый приступ хохота у гусар. Атаки чередовались до тех пор, пока вокруг всей деревни не запылали костры. Лишь путь на запад, в сторону Вязьмы оставался свободным от костров. Пётр умышленно приказал так сделать. Именно там, удобнее всего было нападать. Гусары уже и не знали, какая по счёту пошла атака, когда услышали явные признаки переполоха в стане врагов.
– Давай ещё одну тремя сотнями сразу. – приказал Пётр. – И побольше шума. Орите во всё горло. Пусть думают, что нас тысячи.
Сказано сделано. Но на этот раз, орудия, почему то не стреляли. Сделав круг сотни вернулись обратно. Пётр немедленно послал в деревню разведку. Очень скоро, разведчики вернулись и доложили, что в деревне осталось не больше батальона и то, видимо для прикрытия.
– И что, они ушли, бросив орудия? – не поверил Пётр.
– Похоже на то господин полковник!
Пётр выслал повторную разведку, но она только повторила донесение предыдущей. Тогда он дал сигнал к атаке. Меньше чем через четверть часа, деревня была взята ими. Задребезжал рассвет. Часть, оставшихся в живых из батальона прикрытия француз, в смятении смотрели на несколько сотен всадников, которые взяли деревню.
– А где же все остальные? – говорили их взгляды.
Глава 46
Анастасия некоторое время наблюдала за тем, как Виктория хлопочет над печью, готовя ужин. У неё ловко получалось, хотя по всей вероятности, она подобно самой Анастасии, ничего такого в прежней жизни не делала. Анастасия вздохнула. Когда эта жизнь закончится? И какая жизнь будет после войны? И нужна ли будет ей такая жизнь? – эти вопросы часто возникали у неё в голове. И почти всегда, она не могла на них ответить. Как не могла и ответить на многие другие. Ещё раз вздохнув, она взяла моток белья и вышла из домика. Убедившись, что никого из французских солдат поблизости нет, она спустилась к озеру и начала стирать. Вода была холодная. Руки мёрзли. Но Анастасию ничуть это не волновало. Она знала, что это необходимо сделать. Вот и всё. Не раз во время стирки, она с грустью оглядывалась на дом. Он давно потерял былую привлекательность, как и Римский парк. Парк был практически полностью разрушен. Лишь кое-где высились уцелевшие колоны. Столько лет заботливые руки создавали эту красоту,…и в один день всё было уничтожено. Анастасия не столько тосковала по парку, сколько по дому. А больше всего по дневнику Петра. Она не успела его взять с собой, и он сгорел. Этот дневник все, что от него оставалось. Это была просто память. А само содержание дневника, Анастасия помнила. Она помнила каждую строчку в дневнике. Часто она воссоздавала эти строчки в памяти и раз за разом повторяла, словно молитву.
– Дай помогу!
Анастасия вздрогнула и резко обернулась. Увидев опекуна сидящего на корточках возле себя, она пришла в ужас.
– Батюшка, как вы только помыслили такое? – воскликнула с укором Анастасия, – вам же нельзя выходить. Вы только поправились и уже на холод идёте. Да ещё и стирать просите. Нельзя вам батюшка. Опять лихорадка начнётся. Худо будет вам, как в прошлые разы. Лучше полежите ещё. Я скоро. Совсем немного осталось.
– Не могу лежать целый день как покойник, – пожаловался ей опекун, – руки к делу тянутся. Ушли бы французы, да дело бы сразу нашлось. Да не одно. А пока они здесь, так хоть постирать дай.
– И не думайте об том батюшка, – внушительно предостерегла его Анастасия, – не ваше это дело.
– Да и не твоё. – С некоторой грустью ответил Арсанов старший и устремил такой же взгляд на покрасневшие руки Анастасии. – Тебя отец холил, лелеял, заботился, а я…вон работать заставляю.
– Молчите батюшка, молчите, – прошептала Анастасия, бросая на него взгляд, наполненный нежностью, – мне в радость заботиться о вас. У меня в целом свете кроме вас никого нет. И если случится что с вами, не переживу этого.
– Знаю дитя, знаю, – с чувством ответил Арсанов старший, – не каждая дочь станет заботиться о родителе своём, как ты обо мне заботишься. Бог свидетель, как увидел тебя, сразу родной дочерью принял. И не думал никогда иначе. Ты мне родная.
– Батюшка! – Анастасия оставила бельё и, потянувшись, обняла опекуна.
Тот поцеловал её в лоб и поднялся. Было заметно, что разговор растрогал его не меньше чем Анастасию. Едва Анастасия отвернулась от него, он молча прихватил отстиранное бельё и пошёл к дому. Едва он вошёл в дом и положил бельё рядом с печкой, как следом вошёл Архип. Управляющий выглядел на редкость довольным и не переставая улыбался.
– Новости есть? – спросил у него Арсанов старший.