— Андрюша, я полагаю, что у него резкое падение сахара: страшная слабость, пот, дрожь, сухость во рту… — она торопливо перечисляет симптомы, боясь, что ее бешеный муженек попросту повесит трубку. — Я дала очень сладкий чай, сметану с сахаром, сейчас он задремал… Милочка совсем потеряла голову. Она очень просит, она умоляет, чтоб ты приехал…
Молчание. Неужели разъединили? Что там происходит? Наконец по-прежнему злой, но уже чуточку менее негодующий голос:
— Надо было вызвать неотложку.
— Он не хотел. Он никому не верит, кроме… нас.
Снова пауза. Потом горькое:
— А ты волнуешься за всех, кроме меня!
— Почему?
— Даже не поинтересовалась, зачем я был нужен Фэфэ.
Ну и характер! У Марлены онемела рука — с таким ожесточением она сжимает трубку. Ее голос угрожающе вздрагивает, когда она повторяет почти шепотом:
— Андрей, я говорю из совершенно чужой квартиры, от Фельзе звонить нельзя. Ты приедешь?
Этот вздрагивающий, яростный шепот приводит его в себя.
— Марлёнок, я чурбан… Сейчас буду.
Медленно положив трубку, Марлена несколько раз сжимает и разжимает побелевшие пальцы.
— Благодарю вас за любезность! — говорит она в пространство.
Чернобровая, стройная красавица возникает на пороге:
— Бедный Витольд Августович… Я невольно слышала. Это очень серьезно?
Марлена отвечает уклончиво:
— Надеюсь, что все обойдется. Сейчас приедет опытный консультант…
— Да, да, — вздыхает хозяйка, — мы, женщины, как-то отзывчивее…
Она тонко усмехается и закрывает за покрасневшей Марленой дверь.
Милочка с тревогой в глазах встречает Марлену наверху:
— Я совсем извелась… Почему так долго?
— Не могла дозвониться. Сейчас приедет Андрей Захарович.
— Он… он считает, что это очень опасно?
Марлена заставляет себя правдиво ответить:
— Ничуть. Просто, когда мужья свободны, они не любят, чтобы их жены были заняты. — И смущенно добавляет: — Я все свалила на вас. Сказала, что это вы его вызываете…
Они обмениваются понимающими взглядами, и Милочка Фельзе усмехается почти так, как чернобровая красавица из двести сорок второй квартиры:
— Да я просто умоляла. Разве вы не заметили?
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Последние предмайские дни. Как быстро идет время! Давно ли, кажется, ждали октябрьских праздников и открывали больницу? Впрочем, нет — давно, очень давно. Степняк, оправдывая свое прозвище «Вездеход», носится по всему зданию. Он полон энергии. Он начал нешуточную драку с Таисией Павловной и сдаваться не намерен. Собственно, Таисия Павловна и сама теперь понимает, что несколько поторопилась: из Госконтроля официально сообщили, что «ничего преступного или корыстного в деятельности главного врача больницы Степняка не обнаружено, а имевшие место нарушения финансовой дисциплины вызваны целесообразным передвижением средств в пределах сметы». Выходит, что выговор Степняку райздрав объявил напрасно. Но Таисия Павловна считает, что отмени она собственный приказ — и кончено, авторитет ее будет безнадежно подорван. А Степняк требует именно отмены приказа!
Сначала, правда, он настаивал на изменении формулировок и больше всего почему-то возмущался тем пунктом, где говорится о снятии Рыбаша.
— За что, объясните конкретно, за что вы его снимаете? — кричал он на следующий день после получения приказа.
— Во-первых, извольте вести себя прилично и не повышать голоса, — отвечала Таисия Павловна, — а во-вторых, в приказе ясно сказано: за недостаточную медицинскую квалификацию для должности заведующего отделением, за неумение работать с людьми, за разгон кадров, за оскорбление лиц среднего и младшего медперсонала.
— Это же ложь! Лучший хирург больницы…
— Хорош лучший! В новогоднюю ночь чуть не погубил одного больного, теперь зарезал девушку на операционном столе…
— Опять ложь! Акт вскрытия…
— Акт вскрытия не может установить, в котором часу раненая была доставлена в больницу. А журнал приемного отделения…
— Я верю не записям этой склочницы Стахеевой, а тому, что говорят мне оба хирурга, производившие операцию.
— А я верю документу! — Бондаренко многозначительно посмотрела на Илью Васильевича. — И, кстати, почему регистратор Стахеева склочница? У меня, например, имеются документы по поводу склочного характера вашего лучшего хирурга, заявления врачей, сестер, санитарок о его недопустимом поведении…
— Каких врачей? Каких сестер? Почему у меня нет этих жалоб?!
— Потому, что вы сами действуете теми же методами запугивания и окрика.
Степняк выскочил из кабинета Бондаренко, не попрощавшись, и Таисия Павловна даже улыбнулась ему вдогонку. Ярость, в которую привел Степняка ее приказ, доставила ей мстительное удовлетворение. Так, так, пусть побесится! Слишком много о себе думает! Считает, что умнее его никого нет… Надо сбивать спесь с таких самонадеянных и чрезмерно независимых товарищей.