Вам доверяются люди

Разговор вышел длинный и для Степняка действительно неприятный: Гнатович ни в малейшей степени не смягчал своих мыслей. Илья Васильевич, сидя в том глубоком и низком кресле, в котором обычно сидели его посетители, чувствовал себя в собственном кабинете почти что непрошеным гостем. А Роман Юрьевич, прочно обосновавшись на хозяйском месте, сурово, по пунктам, отчитывал главного врача, под носом у которого творилось возмутительное беззаконие.

Степняк курил папиросу за папиросой, но наконец не выдержав, поднялся и зашагал по привычке из угла в угол.

— Проняло? — вдруг добродушно осведомился Роман Юрьевич.

— Вам нужны покаяния?

— Покаяния, дорогой мой, нужны попам. А я — заведующий райздравом. Мне нужно, чтобы главный врач не был пентюхом.

Переставляя зачем-то мыльницу на умывальнике, Степняк подумал: «Теперь-то каждому видно!» — но вслух сказал только:

— Учту.

Гнатович опять схватился за свою бородку:

— Знаю, что вы думаете: «Задним умом всякий крепок». Не без этого. — Роман Юрьевич снял очки, повертел их в руках. — И мне случается ошибаться, и небось у Леонида Антоновича есть такие воспоминания, которых лучше бы не иметь. А все-таки это не оправдание. Теперь к вам новые люди будут приходить, начнется строительство второй очереди с поликлиникой вместе, так что глядеть надо в оба! Ясно?

— Это-то ясно, — вздохнул Степняк, — я вины с себя не снимаю. Кстати, вот вы привели Святогорскую, Что за человек?

— Не разглядели?

— Ну, знаете, за полчаса…

— Святогорская — отличный хирург, но подолгу нигде не уживается, — с сожалением сказал Гнатович. — Характер, прямо говоря, подводит.

— А какой у нее характер?

— Трудный характер. Полная противоположность вашему Окуню. Правдолюбец.

— Так замечательно же! — обрадовался Степняк.

— А вот мы увидим, — загадочно протянул Роман Юрьевич, — как вам понравится, когда она вас первый раз облает.

— Облает? — переспросил Степняк. — За что?

— Да уж найдет за что, не беспокойтесь. Везде находит. И главное — почти всегда права, а признавать ее правоту трудно. В общем, поработаете — увидите.

— Одной Святогорской нам мало, — Степняк заговорил озабоченно, уже отдаваясь привычным мыслям о повседневных делах. — У хирургов такая перегрузка…

— Начинается! — с неудовольствием сказал Роман Юрьевич. — Что ни главврач, то пушкинская старуха. А я, знаете, не золотая рыбка! Потерпите немного.

Он встал, намереваясь уходить.

— Ну нет! — воскликнул Степняк и даже загородил проход от стола к двери. — Все-таки у нас выбыло два хирурга — Мезенцев и Окунь.

— Может быть, Окуня вернуть? — насмешливо спросил Роман Юрьевич.

Недаром Надя упрекала мужа за «солдафонство»: Степняк иногда против собственного желания грубил и хорошим людям.

— Верните его вашей Бондаренко!

— Боюсь, не возьмет… — посмеиваясь, сказал Гнатович и, видя, что Илья Васильевич его выпустить не намерен, снова уселся на хозяйское место. — А вообще по поводу Таисии Павловны у меня есть одна идейка: послать ее сейчас на курсы усовершенствования врачей, а через годик, когда ваша вторая очередь будет готова, назначить к вам под крылышко, заведующей прибольничной поликлиникой…

— Что?!

Если бы Роман Юрьевич принялся вдруг отплясывать посреди кабинета камаринскую, то и тогда, вероятно, Степняк удивился бы меньше.

— Ну, это еще далеко, — успокаивающе сказал старик. — А вообще идея неплохая.

— Ладно! — отмахнулся Илья Васильевич, решив, что Гнатович шутит. — Лучше скажите, Окунь был у вас? Здесь ведь он не показывался.

Роман Юрьевич недобро усмехнулся:

— Нет, и у меня не был. Занят очень. А вот жена его приезжала.

— Просить за мужа?

— Зачем просить? Он хитрее. Послал ее тогда же, в субботу, на разведку: а вдруг, мол, я еще ничего не обнаружил? Привезла мой портфель: «Вот муж с вами утром нечаянно обменялся, сам очень занят, просил передать, — может, тут что нужное…»

— Лихо! А вы?

— Ну что я? Поблагодарил: действительно, мол, есть нужные бумажки… Тогда она с нежнейшей улыбкой: «Будьте добры, верните его портфельчик!» А я руками развел: «Извините, не могу». — «Почему не можете?» И у самой, гляжу, губы дрожат. «Потому, говорю, что сдал по принадлежности — в прокуратуру». Ну, тут ее как ветром сдуло…

Степняк слушал с живейшим любопытством. Заложив руки в карманы халата и широко расставив ноги, он с папиросой в зубах стоял перед сидевшим на его месте Гнатовичем.

— А он не может сбежать?

Старик презрительно фыркнул:

— Такие поганцы не бегают, трусость не пускает. Едва его вызвал следователь, как он все выложил: и то, что брал взятки от имени Мезенцева, и то, что Мезенцев об этом понятия не имеет, и то, что на эту богатую мысль его навел родственник какого-то больного в самые первые дни существования больницы. Очень уж тот просил, чтоб оперировал сам профессор, и намекал насчет «любой благодарности»… Он и имена назвал всех, кто ему давал взятки, ни одного не пропустил.

— И много их было?

— Да примерно человек двадцать пять. Ведь сорок тысяч огреб, мерзавец, за полгода!

— Ну негодяй! Ох и негодяй же!

Степняк опять забегал по кабинету.

— Да не мельтешите вы, сядьте! — с досадой сказал Роман Юрьевич.