Читаем Вам доверяются люди полностью

Но Рыбаш посмотрел на нее своими плутоватыми глазами и кротко согласился:

— Я тоже считаю это удовольствием!

Тоже! Скажите пожалуйста, какая самонадеянность!

Конечно, он мог заранее посмотреть график. Но тогда к чему были все эти бесконечные разговоры? Если ему действительно так важно провести эту новогоднюю ночь с нею, он мог бы предложить дежурить вместе. И доставить ей приятную возможность гордо отказаться: больница, дескать, не клуб, не ресторан и не личная квартира. Но он ничего не предложил и вообще в последние дни ни о чем не спрашивал. И вдруг сегодня утром, когда она принимала от Нинель смену, принесли утвержденный Степняком график праздничных и предпраздничных дежурств. Она хотела расписаться не глядя, но не вытерпела, взглянула в графу «хирургия». И увидела: чья-то фамилия густо зачеркнута, а сверху напечатано: «А. З. Рыбаш». Значит, он устроил это в последнюю-распоследнюю минуту, чтобы быть уверенным: уже ничто не изменится.

И вот весь день она ходит с ощущением счастливого ожидания. Они виделись только на утренней пятиминутке. И он не подошел, не обменялся с ней ни словечком, как делал это до сих пор при каждой встрече. Кажется, даже не посмотрел в ее сторону. Но она уже знала: он дежурит.

В начале месяца, когда составляли график, она не позволила себе поинтересоваться, кому из хирургов выпало новогоднее дежурство. Но, если быть совсем искренней, кажется, и тогда она смутно подумала о Рыбаше… И вообще думает о нем с той самой минуты, как увидела его с тяжелыми свертками в лифте, когда он спросил: «Нашего полку прибыло?» и когда она впервые почувствовала на себе этот тревожно-лукавый, смеющийся, пристальный взгляд.

Как радовался Наумчик, уверенный, что это его доводам она вняла, увольняясь из своей медчасти! Смешной паренек… Он так старательно расписывал ей перспективы профессионального роста в больнице. «Т-ты хочешь или н-не хочешь быть врачом? — допытывался он. — Только в больнице можно приобрести опыт и мастерство. В б-больнице ты видишь человека к-каждый день, видишь одну и т-ту же болезнь в различных проявлениях, к в-видишь…» Она, смеясь, прервала его: «И вижу тебя, неугомонная душа!» Он краснел, сердился, говорил, что ее легкомыслие непростительно, а через минуту снова начинал доказывать свою точку зрения. Она и без его доказательств знала, что он прав. И в своем заявлении начальнику медчасти написала именно так, как говорил Наумчик: «…поскольку врачу со столь небольшим стажем, как мой, для повышения квалификации абсолютно необходима работа в больнице, прошу отпустить…» И дома матери и отчиму говорила то же самое. И вот даже Нинель Журбалиеву сманила этими рассуждениями. Но в душе-то, в душе-то разве не было уже тогда затаенной мыслишки о Рыбаше?

Марлена сидит у стола в ординаторской, раскрыв ноябрьский номер «Иностранной литературы». Второй месяц она таскает этот номер журнала в большой, модной сумке, которой, как, посмеиваясь, утверждает отчим, не побрезговала бы и дореволюционная повитуха. Действительно, эта нарядная, в яркую клетку, сумка вместительна, как чемодан! Здесь мирно уживаются и аппарат, которым измеряют кровяное давление, и пара туфель, и килограмм апельсинов, и фонендоскоп, и книги, и множество всяких мелочей, которые нужны молодой женщине. Но от ежедневных путешествий в сумке обложка журнала истрепалась, корешок надорван, а Марлена все никак не может дочитать «Триумфальную арку». И не то чтобы ей не нравился роман. Да и вообще Марлена привыкла следить за книжными новинками: мать — редактор издательства, отчим — художник. Дома полно книг, об искусстве говорят много, горячо, с личной заинтересованностью. А по поводу «Триумфальной арки» даже крепко поспорили. Отчим тогда позвал Марлену: «Вот ты врач, скажи, как по-твоему, образ Равика…» Марлена не дослушала вопроса: «Дайте дочитать — тогда скажу!» Ее раза два потом спрашивали: «Ну как, дочитала?» Она почему-то обиделась: «Времени нет, неужели не видите?»

Ну вот, сегодня время есть — целый вечер и целая ночь. В отделении почти все выздоравливающие. В восемь, после того как больные отужинают, или чуточку позже Марлена пройдет по палатам и займется чтением. Ничто сегодня не помешает. В крайнем случае, кто-нибудь позвонит по телефону. Кто-нибудь?.. Марлена бросает взгляд на телефон. Телефон молчит. Неужели никто не позвонит? Глупости! Сердясь на себя, она косится на часы. Без трех минут семь. Как медленно тянется день…

Решительно открыв журнал, Марлена читает:

«Море. Море грохочущей тьмы, ударяющей со всего размаха в барабанные перепонки. Затем пронзительный звонок во всех отсеках ревущего, тонущего корабля… Снова звонок — и ночь. Сквозь исчезающий сон проступает побледневшее знакомое окно… Снова звонок… Телефон».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза