Вам доверяются люди

— Курить можно везде — вентиляция действует безотказно. Сорить нельзя нигде, сорить — безобразно! — извещал любезный, чуть насмешливый голос, и снова возникала музыка.

Столик под номером сорок восемь оказался в самом дальнем от входа зале. Зал заканчивался полукруглой эстрадой, совершенно пустой, если не считать низеньких елочек, которые окаймляли ее основание.

Степняки и Маечка с мужем заняли свои места. За многими столиками уже провожали старый год. Геннадий Спиридонович, оглянувшись, предложил выпить за уходящий тысяча девятьсот пятьдесят девятый.

— Ничего был годик, приличный, — разливая водку, говорил он, — не грех добром помянуть! Маечка, тебе тоже водки?

— Конечно, папочка!

Илья Васильевич недобро кашлянул. Он всегда злился, когда эта молоденькая бабенка называла его генерала «папочкой». Разница в годах между ними была достаточно велика, и легкомысленное «папочка» звучало по меньшей мере бестактно. Степняку казалось, что на месте Геннадия Спиридоновича он бы обидно страдал от этого.

— Почему вы называете мужа «папочкой»? — наклоняясь к Майе, тихо спросил он. — Я понимаю, когда так говорят в семье, где много детей… но у вас?

— Так он же действительно папочка, у него дочь старше меня, — удивленно ответила Майя и хотела еще что-то добавить, но в зале внезапно потух свет, по стенам и потолку забегали веселые электрические зайчики, переплетенные разноцветными спиралями и молниями, потом медленно закружились белые звездочки и начался электрический снегопад. Казалось, хлопья снега оседают на столики, на ветви елок, на плечи смеющихся людей. — Смотрите, смотрите, как красиво! — воскликнула Майя. — Папочка, да смотри же!

— Вижу, вижу, — добродушно отозвался генерал. — Тебе нравится, детка?

Радио громко возвестило:

— Друзья, наполните бокалы шампанским. Новый год на пороге…

Захлопали пробки, послышался возбужденный женский смех, кто-то поблизости воскликнул: «Осторожней, осторожней, не облейте!» И мужской басовитый голос ответил: «Ну, матушка, где пьют, там и льют…» Радио смолкло. Вспыхнули лучи прожекторов и скрестили свои разноцветные лучи на пустой эстраде. В скрещении неизвестно откуда возникла и стала медленно истаивать фигура старичка в белом балахоне, на котором, как повторяющийся узор, чернели цифры «1959».

— Обожаю фокусников! — воскликнула Маечка.

Фокус действительно был забавный. Старичок в халате худел и на глазах уменьшался в росте.

Как всегда, мелодично и волнующе зазвенели куранты Спасской башни. В зале дружно задвигали стульями, все поднялись с бокалами в руках.

С последней хрустальной капелькой боя часов радио возвестило:

— С Новым годом, с новым счастьем!

Старичка на эстраде уже не было. Из балахона, мятой кучкой валявшегося на полу, деловито пыхтя, выкарабкался круглый, румяный мальчуган в розовом вязаном костюмчике. Широкая лента с цифрами «1960» опоясывала ему грудь и спину.

— Новый год, Новый год! — закричали и захлопали в разных концах зала.

Мальчуган, не обращая ни на кого внимания, спрыгнул с эстрады и уселся в маленький педальный автомобильчик, на бортах которого были выведены те же цифры «1960».

Когда и откуда появился этот автомобильчик, Степняк не заметил. Мальчишка помахал рукой и, с места взяв наивысшую скорость, с упоением сигналя, помчался по свободному проходу между столиками. Он катил из зала в зал, и было слышно, что его появление всюду встречают одобрительными возгласами.

Залы снова осветились ровным, ярким светом.

Все громко и оживленно разговаривали, чокались, смеялись, перебрасываясь от столика к столику поздравлениями и шутками.

— Это, конечно, лилипут, — авторитетно сказала Майя, накладывая себе на тарелку рыбу. — Но все равно хорошая выдумка.

— Почему лилипут? — удивилась Надя. — Обыкновенный мальчишка, лет пяти-шести.

— Откуда же взяли мальчишку?

— Господи, мало ли их в кино и цирке…

— Не знаю, не знаю… — Маечка поджала губы. — Вряд ли какая-нибудь мать позволит своему ребенку…

— А я тебе говорю — мальчуган, и никакой это не лилипут. Илья, правда?

Степняк пожал плечами:

— Я не разглядывал, но, по-моему, мальчишка, и очень славный.

На эстраде появился известный конферансье, которого все в Москве знали в лицо. Он поздравил всех, кто эту ночь проводит в клубе актеров, и своим обычным уверенно-легким тоном объявил, что обещанный капустник начнется своевременно на этой эстраде, но каждый из присутствующих сможет увидеть все происходящее на специальных экранах, установленных во всех залах.

— Техника тысяча девятьсот шестидесятого года, — говорил он, потирая руки и неуловимо, но мгновенно приобретая окарикатуренный облик профессионального лектора, — далеко обогнала фантастику тысяча девятьсот пятьдесят девятого года, и это открывает перед нами сверхъестественные перспективы в области капустниковедения и капустникоформирования…

— Как хорошо, что Фрося достала нам пропуска именно в этот зал, — смеясь пародийно-постному виду конферансье, сказала Надя. — Все-таки одно дело — смотреть капустник на экранах, а другое — прямо на эстраде…

Маечка, уже охмелевшая, оттопырила нижнюю губку.