Читаем Вам доверяются люди полностью

— Я обязана записывать только больных, а не сопровождающих!

— Вы дура и формалистка! — крикнул Рыбаш.

— Андрей! — вскрикнула Ступина, которую Степняк сначала не заметил — ее скрывала полотняная занавеска, отделявшая смотровую часть приемного отделения от стола регистрации.

— Погоди, Марлена, — нетерпеливо отмахнулся Рыбаш и снова обрушился на сестру: — С вашими куриными мозгами газировкой торговать, а не в больнице работать! Неужели вы не понимаете…

Сестра побагровела:

— Вы не имеете права оскорблять, я буду жаловаться… у меня свидетели…

Степняк уловил мгновенную злорадную усмешечку Окуня и угрожающе тихо сказал:

— Прекратите базар.

Все сразу замолчали. Только Рыбаш, еще не остыв, возмущенно повернулся к нему:

— Илья Васильевич, она…

— Прекратите, — повторил Степняк, сжимая кулаки в карманах халата. — Почему здесь столько посторонних? Вы, например, Егор Иванович…

— Такие тяжелые события в нашем отделении, — начал Окунь.

Степняк не дал ему договорить:

— Тем более следует быть на месте. Товарищ Ступина, а вы что тут делаете?

Марлена вызывающе вскинула голову:

— Жду Рыбаша.

— Напрасно. Он сегодня сильно задержится. Товарищ Григорьян, вы?

Осунувшийся и пожелтевший за ночь Григорьян упрямо мотнул головой:

— Я ассистировал Андрэю Захаровичу и никуда нэ уйду, пока нэ выяснится…

— Ладно, — сказал Степняк, — выяснять будем у меня в кабинете. Сестра, вы сдали смену? Идемте с нами.

Не глядя на Окуня и Ступину, он распахнул дверь.

В кабинете Рыбаш сухо и скупо доложил о том, что в первом часу ночи трое мужчин принесли на руках раненую девушку. Рабочие того самого завода, откуда в день открытия больницы Таисия Павловна Бондаренко привезла электрокамины. Возвращаясь с вечерней смены, они услышали отчаянный женский крик и бросились на голос. Почти у самых больничных ворот лежала девушка. Торопясь оказать ей помощь, они не стали искать милицию, не вызвали скорую помощь, а на руках притащили раненую в больницу. По-человечески рассуждая, это было естественно и разумно.

Дежурную бригаду возглавлял Рыбаш. Он сразу определил, что рана тяжелейшая. Пока санитарка и сестра стаскивали с девушки намокшую от крови одежду, Рыбаш по телефону велел готовить операционную и вместе с раненой поднялся в лифте. Она все время была без сознания.

Рыбаш в нескольких словах описал характер ранения — ножевая рана в области сердца — и уже начал подробно объяснять ход операции, но его перебил Григорьян. Вскочив со стула и ероша свои жесткие, мелко вьющиеся волосы, он убежденно воскликнул:

— Товарищ Стэпняк, Андрэй Захарович прэуменьшает свою работу! Клянусь, он сдэлал все возможное и нэвозможное…

— Погодите, Григорьян, — остановил его Илья Васильевич. — Никто в Рыбаше не сомневается. Но операцию мы будем обсуждать подробно на врачебной конференции и сопоставим ваши данные с протоколом вскрытия. Таков общий порядок. Кто из вас первый видел рану?

— Я, — сказал Григорьян. — Ее принэсли при мне, и я сразу вызвал Андрэя Захаровича.

— Ясно. А из-за чего, собственно, был спор с сестрой?

Сестра, только и ожидавшая этого вопроса, скороговоркой зачастила:

— Доктор Рыбаш вообще считает, что он один умный, а кругом дураки. Спросите кого хотите…

Степняк резко оборвал ее:

— Помолчите! — Он повернулся к Рыбашу: — Прошу, Андрей Захарович.

Рыбаш ответил неохотно.

— Оказалось, что в одежде умершей не было никаких документов. Неизвестно, кто она. И неизвестно, кто ее принес.

— Вы же сказали — рабочие…

— Они назвались рабочими электрозавода, — хмуро объяснил Рыбаш, — но сестра даже не спросила их фамилий и адресов.

Сестра тотчас огрызнулась:

— А вы велели? Откуда я знала, что вы ее зарежете и вам понадобятся…

— Молчать! — гаркнул Степняк.

История оборачивалась очень скверно. Он был достаточно опытен, чтобы мгновенно представить себе все неприятности, грозящие не только Рыбашу, но и больнице. Смерть на операционном столе — что может быть хуже с точки зрения Бондаренко?

Степняк даже зубами заскрипел: уж если не заладится…

Он не успел додумать. В дверь настойчиво постучали и, хотя он крикнул: «Я занят!», дверь отворилась. Лознякова с непроницаемым видом (очевидно, уже все знает!), негромко сказала:

— Я бы не тревожила вас, Илья Васильевич, но тут товарищи из Госконтроля.

Поднимаясь с кресла, Степняк механически ответил «Пожалуйста!» — и даже зло повеселел в душе: «Ну и денечек выдался!»

Товарищи из Госконтроля оказались двумя не очень молодыми, но и не старыми еще людьми. Держались они суховато и несколько отчужденно. Отрекомендовавшись, объяснили, что им желательно беседовать именно с товарищем Степняком, и мельком скользнули взглядом по лицам тех, кто находился в кабинете.

— Понятно, — Степняк тоже посмотрел на Григорьяна и Рыбаша. — Значит, с вами, товарищи, обсуждение вопроса мы отложим до вечера. Вернее, до врачебной конференции. Кстати, уже будет и протокол вскрытия. А вы, сестра, — он повернулся к женщине, — придете сюда завтра до начала своей смены. Ясно?

— Но я хочу… — начала она, встряхивая кудряшками и выразительно поглядывая на представителей Госконтроля.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза