Читаем Вам доверяются люди полностью

— Я, кажется, сказал ясно? Завтра, перед сменой. Можете идти.

Первой из кабинета ушла Лознякова, за нею — Рыбаш и Григорьян. Сестра еще помешкала в дверях, всем своим видом показывая, что появление представителей Госконтроля ей только на руку.

Когда дверь наконец закрылась, Степняк жестом пригласил своих посетителей занять кресла перед его столом, затем раскрыл и придвинул коробку «Казбека» (оба, кивнув, тотчас вынули и закурили свои папиросы) и сдержанно спросил:

— Чем могу быть полезен?

Тот из пришедших, который показался Степняку совершенно безликим, ответил, затаенно усмехаясь:

— Полезными стараемся быть мы… До Госконтроля дошли сведения, что в больнице систематически нарушается финансовая дисциплина.

2

Выйдя из кабинета Степняка, трое врачей, не сговариваясь, остановились у окна в коридоре.

— Врачебная конференция, как всегда, в два тридцать, — сказала Лознякова, провожая тяжелым взглядом удаляющуюся фигуру сестры с кудряшками.

Рыбаш перехватил этот взгляд.

— Она вредная дура! — убежденно сказал он.

Лознякова повернулась к нему:

— Увидим… Вскрытие не раньше двенадцати?

— Да. Вы же знаете, наш патологоанатом с утра по совместительству работает еще и…

— Знаю, — Юлия Даниловна кивнула. — Патологоанатом придет в двенадцать. Но там, кажется, уже назначено одно вскрытие. Судебно-медицинская экспертиза, если не ошибаюсь…

— Можете не сомневаться, я приложу все усилия, — у Рыбаша был очень решительный вид.

— А я и не сомневаюсь… Значит, вам и Григорьяну уходить нет смысла. — Юлия Даниловна мельком взглянула на свои ручные часы. — Сейчас десять… А вот Марлену Георгиевну я бы на вашем месте отправила домой — поспать до врачебной конференции.

Григорьян горячо поддержал:

— Правильно! Зачэм ей тут бэз дэла мыкаться?

Рыбаш, несмотря на подавленное настроение, усмехнулся.

— Ох, Арутюнчик, какой вы разумный юноша! — Он посмотрел Лозняковой в глаза: — А вы, Юлия Даниловна, на ее месте поехали бы поспать?

— Один-ноль в вашу пользу! — ответила Лознякова. — Ну, тогда разыщите ее поскорее… Она, между прочим, сказала, что будет ждать вас на вашей площадке. Вы знаете, какая площадка — ваша?

Он знал.

Слабо улыбнувшись Лозняковой и бросив Григорьяну: «Ровно в двенадцать в морге!», Рыбаш чуть менее энергичной походкой, чем обычно, отправился на «их» площадку. Это была площадка второго этажа запасной лестницы — самое тихое и безлюдное место в больнице. Лифт здесь останавливался только в исключительных случаях, а двери на этой площадке запирались на замок. Лифт запасной лестницы назывался грузовым. Им перевозили весь постоянно добавляющийся и обновляющийся инвентарь, перевязочные материалы и провизию, ящики с минеральной водой. И этим же лифтом на рассвете отправляли в морг тех, кто умирал в больнице. Сегодня, ранним утром, лифт увез в морг тело неизвестной девушки.

На площадке было окно с высоким подоконником, на который было удобно опираться локтями и, повернувшись спиной к лестнице, смотреть во двор — прямо на приземистое здание морга.

У этого подоконника Марлена и Рыбаш в свой бездомный период назначали друг другу свидания. «На нашей площадке в четыре…» — говорила она, уславливаясь о встрече после работы. В зимние дни, когда рано темнеет, здесь иногда забывали зажечь лампочку, и площадку освещал сквозь окно свет уличного фонаря, стоявшего внизу у подъезда. Один раз, когда сумерки уже сгущались, Рыбаш минут пятнадцать измерял шагами площадку, дивясь, что Марлена опаздывает, — она всегда отличалась неженской точностью. Он шагал, курил и злился, что она не предупредила о возможной задержке. Урны для окурков на площадке не было. Докурив папиросу и по старой привычке загасив окурок о собственный каблук, он решил положить его на подоконник, чтобы потом унести и выбросить. И только тогда заметил лоскуточек бумаги, белевший впотьмах на подоконнике. Машинально он взял в руки этот лоскуток, оказавшийся клетчатой страничкой из маленькой записной книжки. Поперек этого лоскутка было написано всего одно слово: «Жди!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза