Малфой задержал взгляд на ее лице, отметив, что губы у нее тоже были полнее, чем слизеринец привык видеть, и возле них расположилось несколько родинок. Вспомнив одинаковые рисунки на руках у них с сыном, Драко решил, что, видимо, родинки были ее отличительной чертой. И опустил взгляд ниже, в район ее шеи, где платье не закрывало тело тканью, чтобы убедиться — даже там были небольшие чайные пятнышки. Но потом, вспомнив, что пауза слишком затянулась из-за его идиотского разглядывания грязнокровки, он разозлился и прошипел:
— Еще непонятно, каким образом тебе удалось залететь от меня и женить на себе. Возможно, ты использовала Оборотное или еще какую-то дрянь.
Гриффиндорка оторопела от шока и захлопала ресницами, пытаясь совладать с собой, пока он нависал над ней.
— Ты… Мерлин, ты же не серьезно, — нервно хохотнула она, надеясь, что это какая-то извращенная шутка, лишенная морали. Под стать ему самому. — Малфой, ты последний человек, за которого мне хотелось бы выйти замуж. Потому что более недостойного мужчины вряд ли можно сыскать.
— О, ну я счастлив, что не попадаю под твое понятие «достойного мужчины», учитывая, кто твой парень, — усмехнулся Драко кривой ухмылкой, отступая.
Гермиона тут же ощутила, как в воздух вновь стал поступать кислород. Он пах мятой и едва уловимым мужским ароматом, который, впрочем, ложился на него идеально. Что за чертова привычка ущемлять личное пространство человека? Хотя, зная Малфоя, вряд ли он вообще знал о личном пространстве хоть кого-либо, кроме себя.
— Я пришлю тебе сову и скоро заберу Скорпиуса. И не смей его больше кормить всяким дерьмом, — бросил напоследок он и, выйдя за дверь, через секунду раздался хлопок аппарации.
Гермиона стукнула по столу, ненавидя весь мир. Мерлин, неужели она слишком мало мучилась, чтобы мир подкинул ей подобное испытание? Девушке казалось, что еще за время в бегах она искупила все свои возможные грехи, но, видимо, семи смертных ей оказалось мало, и в будущем Гермиона придумала себе еще один и вышла за него замуж.
***
Толкнув дверь, она влетела в небольшой кабинет, чуть не выронив солнцезащитные очки, которые успела захватить с тумбочки в прихожей, посмотрев на яркое солнце на улице.
— Сколько раз он уже меня проклял? Два? Нет, не меньше трех! — воскликнула девушка, бросая сумку на свое рабочее место.
— Тебе повезло, Мокридж еще не на месте, — флегматично ответила ее напарница, не переставая жевать булку.
— Серьезно? Слава Мерлину, а то у меня было… сумасшедшее утро, — выдохнула Гермиона, падая на стул и давая себе минутку, чтобы, наконец, выдохнуть.
Ее коллега была из разряда тех собеседников, с которыми можно было общаться, даже если они не произносят больше пяти слов за всю беседу. Мэри не была ей подругой и едва ли была приятной знакомой, но девушки не враждовали, потому что Мэри совершенно не смущали успехи Гермионы на карьерном поприще, так как сама она была больше увлечена едой и красавчиками на обложках низко интеллектуальных журналов. Хотя, судя по тому, что она, кажется, ненавидела косметику, физические упражнения и вообще любые женские атрибуты, созерцать их могла разве что только на обложках.
Гермиона слышала, как девушки из соседних кабинетов нередко посмеиваются над Мэри и, возможно, посочувствовала бы бедняжке, если бы не слышала неоднократно, как эта самая бедняжка перемывала кости остальным. Чертов токсичный круговорот. Грейнджер прекрасно знала, что ее ненавидят за то, что все, за что ни брались бы остальные, она все равно могла сделать в разы лучше, но ей на это было откровенно наплевать и именно поэтому она не хотела разводить эту грязь в собственном кабинете, держа с Мэри вежливую дистанцию.
— Грейнджер, перепроверь отчетности об учете упырей — там не сходятся показатели! — крикнул шеф, вбегая в их кабинет, как фурия, и никогда не здороваясь. — И еще, что там об анализах по поводу кентавров, которые должны были лежать у меня на столе еще вчера?
— Анализы были неточными, сегодня должны все исправить, — ответила Гермиона, бегло просматривая отчетности, брошенные мистером Мокриджем ей на стол. — Отчетности за апрель?
— Ну не за май же, Грейнджер! — воскликнул шеф еще более эмоционально. — Мерлин, и почему в конце весны вечно эта неразбериха!
Он велел Мэри сделать кофе и тут же удалился, скрывшись за дубовой дверью. У Гермионы с шефом были нормальные отношения, ей нравилась его подчеркнутая справедливость, хоть иногда раздражала чрезмерная истеричность. Мокридж ценил ее как особо талантливого сотрудника и всегда пытался дать ей дело, которое было бы выгодным для резюме гриффиндорки. Он знал о старательности Грейнджер, в отличие от той же Мэри, которая была на четыре года старше нее, но все еще была больше в роли секретарши, чем помощника.
— Что с тобой приключилось? Ты какая-то слишком нервная, — буркнула Мэри, смотря, как Гермиона торопливо наливает себе кофе, не отрываясь от документов.