Возможно, автора-студента пощадили, но обсуждение вышло доброжелательным. Писатели сошлись во мнении, что способного рассказчика нужно поддержать, например, напечатать в альманахе «Ангара». И это довольно быстро было сделано: в четвертом номере двухмесячника за 1958 год вышла юмореска, которую Саня читал на вечере.
Через год, на областном совещании молодых писателей, Вампилов чувствовал себя уже не новичком. К тому времени его знали в отделении творческого союза, в редакциях газет.
В памяти от шумного сбора молодых авторов осталось чувство некоего праздничного возбуждения. Разговоры о прочитанных рукописях продолжались и в перерывах — в коридорах с большими солнечными окнами. Сохранилась фотография, сделанная тогда; на ней среди многочисленных участников совещания чуть ли не все члены нашего литобъединения, настроение у всех, как у именинников. После «смотра талантов», как говорилось тогда, поэт Марк Сергеев написал в газете «Советская молодежь»: «Выяснилось, что среди творческой молодежи немало способных прозаиков, рукописи которых после некоторой доработки можно рекомендовать к опубликованию. Это юмористические рассказы студента университета А. Санина…» Потребовался еще год, чтобы первый сборник Вампилова «Стечение обстоятельств» вошел в план издательства, был утвержден по объему и составу.
Всего девять юморесок в первой книге Александра Вампилова. А как мы теперь можем подсчитать, ко времени ее выхода Саша написал более двадцати рассказов и сценок. Не включенными в сборник оказались такие превосходные новеллы, как «Листок из альбома», «Глупости», многие другие. Почему же? Отчасти на этот вопрос ответила много лет спустя Вероника Волкова, редактор вампиловской книги:
— Видите ли, юмористический рассказ — жанр редкий. А для чиновников, особенно перестраховщиков, — и опасный. Книжка шла очень трудно… Бесконечные вызовы к начальству. Чтение рукописи «под лупой»: а нет ли в этих строках намека? А что скажут по поводу этого рассказа «наверху»? Каждую юмореску приходилось отстаивать с боем…
Недаром на сборнике, подаренном Сашей своему редактору, он написал: «Веронике Григорьевне с благодарностью за то, что с терпеньем и даже мужеством Вы перенесли-таки издание этой нашей с Вами книжонки. 16 июня 1961 г.».
Тематику ранних вампиловских рассказов можно и теперь объяснить тем, что молодой автор не бывал на стройках, заводах и, как говорится, не знал жизни. Но сами рассказы отвергают это объяснение.
Александр Вампилов писал о том, что видел в жизни своим особенным взглядом. Воспитанный на русской классике, он с первых шагов в творчестве проявлял сочувственное внимание к ее вечному герою — человеку неприметному, обыкновенному, «простому», его бытию, характеру, проявлениям его внутренней сути. Ту горькую правду о нашей жизни, которую многие не хотели или не умели увидеть, Вампилов замечал с редкой зоркостью. Он отметил для себя в рабочем блокноте: «Кричат: “Узнать жизнь, узнать жизнь!” Скорее ее не надо узнавать для того, чтобы быть поэтом». Или вот о писательском призвании — тоже отнюдь не поверхностные для молодого автора суждения: «Он хотел быть писателем, но не имел для этого ничего, кроме маниакального желания». Или еще такое: «Нагая идея — зрелище неприличное». И как в споре с кем-то — дерзко: «Искусство существует для того, чтобы искажать действительность, потому оно и называется искусством». Александр, конечно, не мог прочитать в конце 1950-х книги Николая Гумилева, а между тем как будто повторил его мысль: «Действительно, мир образов находится в тесной связи с миром людей, но не так, как это думают обыкновенно. Не будучи аналогией жизни, искусство не имеет бытия, вполне подобного нашему… Искусство, родившись от жизни, снова идет к ней, но не как сварливый брюзга, а как равный к равному».
Исследователи творчества Вампилова до сих пор называют его рассказы «непритязательными пробами пера». Особенно скептически, даже пренебрежительно высказался о них В. Лакшин, статья которого «Душа живая» перекочевывает из одного сборника драматурга в другой и оценки которого по сути повторяются и развиваются другими авторами. «Вампилов, — считал Лакшин, — начинал сочинениями, в которых самый благожелательный критик не нашел бы
Не знаю, бывают ли писатели (ремесленники не в счет), которые в творчестве «идут от общих идей», а не «от заразительной реальности»; не стоит комментировать этот сомнительный комплимент. Но общая оценка рассказов ясна: «По большей части все это наброски, летучие зарисовки, эскизы, с характерной для юности смесью лирики и иронии».