Вампир-детектив Миднайт

Он мог получить кайф от этого, и это могло доставить ему удовольствие, отчасти потому, что это больше похоже на настоящую охоту, чем когда продукты доставляли к его порогу — но это всё равно была работа. Он должен регистрировать всё, что узнал из него, и он не мог баловаться со своей едой, или даже подходить к ней только как к еде, учитывая, почему он уполномочен это делать.

В то же время Нику уже пришло в голову, что не помешает подкрепиться кровью, прежде чем он вернётся в квартиру, пропахшую молодой видящей.

Впрочем, это было лишь побочное соображение.

Это работа.

Он сохранял рабочее лицо, как и любой человек.

Хотя его человеческое «я», возможно, сочло бы это противоречащим его убийствам ради удовольствия, Ник делал всё возможное, чтобы уважать разум и независимость людей, которыми он питался.

Он не слишком вторгался через кровную связь, когда был с этими людьми.

Он не слишком вторгался в разум той женщины с рыжими волосами.

Он не пытался читать те вещи, которые могут вызвать у неё дискомфорт, если он узнает или увидит их. Он уважал тот факт, что они только что встретились, и она имела право раскрывать ему всё постепенно, как и любое существо.

Он не вторгался в её мысли больше, чем его приглашали.

Как правило, со всеми его кормлениями для удовольствия это означало, что он смотрел только на мысли, чувства, воспоминания, образы, ощущения и переживания, которые приходили к нему пассивно, органично, спонтанно… и он не делал что-то конкретное, чтобы привлечь эти вещи к себе.

Он не копал. Он не допытывался. Он даже не спрашивал.

Он не позволял себе проявлять излишнее любопытство. Он не вмешивался в их личную жизнь, в их фобии, в их семьи, в их причуды, в их домашних животных и всё такое прочее.

Другими словами, он не был мудаком.

С рабочими кормлениями все эти принципы менялись.

Рабочие кормления были направлены на получение информации от людей, которые вряд ли дали бы её, если он бы вежливо попросил.

Рабочие кормления были направлены на то, чтобы прорваться через людские объяснения, их дерьмовые, эгоистичные воспоминания, их попытки выглядеть более честными, благородными или менее преступными, чем они были на самом деле, не говоря уже о попытках скрыть или солгать о своём явном соучастии, заговоре или вине.

Другими словами, рабочие кормления были инструментом для экономии времени на нормальном человеческом дерьме.

И наоборот, он не просил секса у тех, от кого кормился по работе.

Это не означало, что он всегда отказывался, когда ему это предлагали.

Когда Ник оторвался, чтобы глотнуть воздуха, глаза мужчины остекленели.

Он смотрел на Ника так, словно не мог понять, кто он такой. К этому замешательству примешивалась видимость благоговения, почти влюблённости. Большая часть страха исчезла с его лица, но Ник всё ещё чувствовал, как боязнь вибрирует в крови человека.

— Хорошо, — сказал Ник, улыбаясь и не выпуская волос мужчины. — Давай поговорим.

Мужчина кивнул, его челюсть отвисла.

— Как тебя зовут?

— Джерри.

— Ладно, Джерри. Ты знаешь парня, который живёт здесь, по фамилии Бёрд? Любит рисовать красивые картинки? У него есть татуировки на левой руке, но нет опознавательного тату?

Человеческий мужчина нахмурился.

Его губы быстро шлёпнули, как у рыбы, пока он смотрел на тёмную улицу.

Ник не стал ждать, а ещё раз укусил человека, думая о своих вопросах.

После нескольких секунд кормления он увидел образы старшего брата Тай, идущего по улице, одетого в серую толстовку без рукавов, с яркими татуировками, покрывающими его левую руку.

Господи, неужели это был единственный предмет одежды, который имелся у этого засранца?

Впервые Ник заметил, что татуировки, покрывающие левую руку видящего, состояли в основном из детализированных изображений костей и перьев (по большей части ярких перьев), сплетённых вместе в сложный узор, который выглядел тревожно реалистичным, как будто его мускулистая рука представляла собой сложенное цветастое крыло какой-то тропической птицы.

Джек Бёрд. Миленько.

«Ты знаешь, где он, Джерри? — спросил Ник сквозь кровь. — Сейчас? Ты знаешь, где он ночует?»

«Нет, — говорила кровь другого. — Нет, я не знаю. Никто не знает».

«А как же его сестра? Ты не знаешь, где она ночует?»

«Сестра?»

Наступило молчание.

Тут человеческий разум начал путаться.

Ник почувствовал, как это произошло.

Он ощутил, что разум человека изменился, но это случилось так быстро, так совершенно беспрецедентно, что он ничего не мог поделать, кроме как в замешательстве наблюдать и чувствовать, как это происходит.

Там, где обитал разум этого человека, нарастала пустота.

Это походило на чёрную дыру, поглощающую информацию и создающую тёмное пространство в этой части человеческого разума.