Vampire Heart (СИ)

— Я знаю, — изможденно произнес капитан, протягивая ей руку, — Реши вопрос со своим питанием. Это в твоих же интересах.

Рошель молча кивнула и, не поднимая головы, встала на ноги. Но в последний момент все-таки обернулась, встречаясь с серыми, полными отчаяния и усталости глазами, отчего по коже пробежал холодок, и она невольно содрогнулась.

— Почему я больше не ощущаю твоих чувств? — внезапно спросил Леви, всматриваясь в красную радужку, которая постепенно возвращалась к ее естественному голубому оттенку.

— А я ничего вроде и не чувствую, — пожала плечами брюнетка, пытаясь понять себя. Однако кроме пустоты и переутомления ничего действительно не ощущалось.

— Ладно, — капитан облокотился о стену, — К вечеру ты должна написать рапорт за свое неподчинение. Свидетелей было слишком много, и о тебе уже успели неоднократно доложить, так что я должен отчитаться за это верхушке.

***За окном уже давно начало смеркаться, но девушка так и продолжала сидеть в темной комнате, погружаясь во мрак вместе со всем пространством, пока не вспомнила о том, что должна была составить письменный доклад. Рошель нащупала на столе керосиновую лампу и зажгла ее, наполняя спальню теплым желтым светом, что мелькал маленьким огоньком, создавая несуразные тени на стенах. Девушка бегло осмотрела комод и несколько ящиков на предметы пишущих средств. Но откуда в ее некогда

«гардеробной» было взяться листку бумаги и чернилам? Тем более что она здесь почти не бывала. Лапьер знала, где все это непременно найдется, но идти в кабинет Ханджи или Эрвина ей хотелось меньше всего. Она боялась даже просто оказаться рядом с их дверьми, ни то что осмелиться и зайти внутрь. Из-за чего совершала каждый раз маневр, обходя весь длинный коридор по третьему этажу, и вновь спускалась на второй, только лишь для того, чтобы не проходить мимо кабинетов Смита и Зое.

«Наверняка все это есть и у капитана. Все равно к нему идти в итоге» — подумала она и направилась сразу к Аккерману.

Девушка переступила порог своей комнаты и тут же оказалась в нескольких шагах от кабинета Леви. Она подошла чуть ближе и скромно постучалась:

— Это Рошель, — пояснила она.

— Заходи, — донеслось из-за двери.

— Я насчет рапорта, — девушка подошла к столу, сразу же уронив взгляд на перо.

— Да, давай, — заторможено произнес Леви.

— У меня его нет, — почти шепотом проговорила Рошель.

— Так зачем пришла тогда? — он бросил на нее непонимающий взгляд.

— Пришла, чтобы написать, — выдохнула девушка, — У меня не нашлось ни бумаги, ни чернил.

— Сразу бы и сказала, — капитан наклонился к ящику, что находился в столе, и протянул оттуда чистый лист бумаги, пододвинув рядом чернила с пером.

Брюнетка взяла стул, стоящий слева от нее, и придвинулась ближе, макая перо в краску, параллельно пытаясь сформулировать свои мысли.

— Пиши, что это я отдал тебе приказ экономить свой ресурс, — сказал капитан, рассматривая ее поблескивающие в свете свечи глаза, что вот-вот окажутся на мокром месте от очередных флешбэков.

— Но ведь вы не отдавали… — дрожащим голосом замялась Рошель.

— Пиши, как сказал.

========== Слабость, что мешает жить и порождает опрометчивые решения ==========

С каждым прожитым днем действительность казалась все более отвратительной и мерзкой, а окружающие люди, которые так просто продолжали проживать свою жизнь, несмотря на то, что в ней больше не было ни Ханджи, ни Эрвина, ни Моблита, выводили из себя. Становясь невольной свидетельницей чьей-либо улыбки, Рошель сразу хотелось обхватить руками хрупкую человеческую шею и в один миг свернуть ее. Она не могла принять тот факт, что жизнь продолжается, ведь ее жизнь остановилась в ту злосчастную ночь. Девушка обозлилась на весь мир и каждой крупицей души ненавидела всех, кто покажется ей на глаза. Но больше всего она презирала себя саму. За то, что не уберегла, не защитила и не спасла. Каждый блядский день, как катящийся с высокого склона снежный ком, это чувство лишь увеличивалось в размерах и душило ее по ночам, все плотнее прижимая к земле. Напоминая, где ее настоящее место. Ведь ничего лучшего, кроме как ползать и пресмыкаться, став безвольным оружием разведки, Лапьер была недостойна. Так она теперь считала.