Вампирский роман Клары Остерман

Насколько велико его влияние? Насколько велико моё на него? Я не знаю ответа и, если честно, боюсь узнать.

Но теперь стало многое понятно.

– Замбила, старая фарадалка, говорила, что мулло способны видеть друг друга, но оставаться невидимыми для всех остальных. Как ты научился этому?

– Я куда дольше владею своими способностями, а твои отец подавлял. Вряд ли он рассчитывал, что они так резко проснутся после стольких лет. Кто такие мулло?

– Это фарадальское слово для вампира, – повторила я за Витой. – Для тех, кто и не мёртв, и не жив. В ком тьма и свет тесно переплелись.

– И для тех, кто пьёт кровь других, чтобы выжить, – хмыкнул Тео. – Что ж, это нравится мне больше, чем просто «чудовище».

Сегодня мы остановились переночевать в придорожной гостинице. Я опасалась, что снова проголодаюсь и попробую напасть на невинного человека, но теперь у нас есть путэра, и я тяну из неё потихоньку Золотую силу так, чтобы не пресытиться, но и не умереть.

Пусть я монстр, но всё же… человек. Наверное. Я не хочу растерять свою человечность.

9 лютня

Никак не привыкну к мерному стуку колёс. Поезд мчится в ночи куда-то вперёд, но у нас в купе совсем светло благодаря путэре. Тео поставил раскрытый ларец на стол, и стало так ярко и шумно, что поначалу резало глаза. Потом попривыкла. Зато никакая лампа не нужна.

Поток голосов, что льётся из фарадальской святыни здесь, в поезде, полном человеческих голосов, стуков, шорохов и грохота, где то и дело раздаётся пронзительный гудок паровоза, почти и не слышен. Сила, что рвётся наружу из путэры, точно испугалась этого чужого мира, скромно притихла и теперь едва шепчет.

А я пишу. Пишу, потому что только это успокаивает шум в голове.

Хотя, казалось бы, до самого Златоборска всё шло хорошо, если, конечно, можно так сказать. Но я не плакала, ни о чём не просила, вовсе старалась не разговаривать, чтобы ненароком, даже случайно не вызвать бурю.

Мне казалось, Тео злился на меня за что-то. Он переменился. Из мягкого, понимающего, ласкового и внимательного в один миг стал холодным и несгибаемым, точно сталь. Даже когда он смотрел прямо на меня, то будто вовсе не видел. Мы говорили только по делу, и я почему-то повторяла себе, что он разгневан.

Теперь я понимаю, что нет.

Так или иначе, я держалась стойко, так, что сама собой гордилась, размышляя, что отец бы точно похвалил меня за хорошее поведение. Именно такой я нравилась всем больше всего: спокойной, покладистой, послушной и молчаливой. За это меня всегда хвалили.

И вот я прибыла в Златоборск, который всегда мечтала увидеть, в первую столицу Ратиславии, город купцов и ремесленников, город Святой Златы, которая родилась и выросла в нашем Великолесье.

Сколько я прочитала о ней! Как мечтала посетить храм, посвящённый княгине, но на этот раз успела разглядеть лишь позолоченный купол храма из кареты нанятого извозчика. Маленькие аккуратные купеческие дома тоже пролетели мимо в сумерках засыпающего города.

Детинец на холме с его белоснежными стенами и старыми башенками вовсе скрылся где-то в ночи, и я увидела только размытые огни уличных фонарей и зажжённых окон.

– Там посреди площади всегда горит Незатухающее пламя, – сказал Тео, заметив мой интерес. – В память о вашей княгине-ведьме.

– Она не моя княгиня, – его слова меня почти оскорбили. – Я же лойтурка.

– Рад слышать.

– Что?

– Что ты считаешь себя подданной лойтурской короны.

Пусть никогда прежде не задумывалась об этом, но теперь это показалось само собой разумеющимся.

Мы прибыли на железнодорожную станцию имени Святой Златы, когда было уже совсем поздно, но на перроне и в здании собралась такая толпа, какой я не видела ни на одной ярмарке у нас в Мирной, и потому растерялась, ощутив себя вдруг совсем беспомощной и… ослепшей.

Сколько людей, сколько жизней. Если прежде, глядя на людей, я видела только внешнюю оболочку – одежду, которая обозначает финансовое положение, манеры, что говорят о воспитании, выражение лица, отражающее переживания, – то теперь люди, когда они не сами по себе, а в толпе, массой, потеряли для меня вовсе всякое отличие друг от друга.

Как бы я ни стараюсь, но вижу только золотые огоньки, что пылают у них между рёбер. Насколько же тяжело сдержаться, когда они окружают тебя со всех сторон, и звенят тревожно, манко, завораживающе.

Я поняла, что Тео тоже напряжён, когда он сжал мою руку.

– Что такое? – вырвавшись из собственных мыслей, я посмотрела на него, столкнулась с тяжёлым взглядом и тут же всё поняла.

Пусть Тео куда лучше меня успел овладеть возможностями, что открывала наша извращённая природа, но он тоже ни разу не бывал в толпе. Долгое время он сидел запертым в лаборатории отца, а после бродил по малолюдным деревням. Теперь же мы оба оказались одновременно посреди огромного города, да ещё и на вокзале, полном людей – беззащитных, озабоченных своими проблемами, ни о чём не подозревающих.

Если мы всего вдвоём расправились с целым лагерем чародеев, то как быстро бы управились с теми, кто по природе своей неспособен был нам противостоять.

– Ты тоже это видишь?