— В районе вспышка тяжелейшей инфекции, а в районной больнице на десятый день кончается сыворотка. Это вообще как? — продолжает он свой диалог с вампиршей. — Я понимаю, когда мы теряем людей от болезней, которые они и лечить-то не могут. Но вот так, от нехватки лекарств! Я очень надеюсь, Альера, что ваша инспекционная проверка поможет разобраться с вопросом снабжения больниц лекарственными средствами в необходимом объеме. Очень бы не хотелось еще и этим заниматься лично.
— Я тоже надеюсь, что мне это удастся, авэнэ. Мой отчет будет у вас в течение следующей недели.
— Да, конечно, спасибо, Альера. Я был бы благодарен, если б вам удалось справиться с этим чуть раньше. Но торопить не имею права, мне важно качество.
— Я все понимаю, авэнэ, — вежливо кивнув, она проходит дальше. Но почти сразу возвращается.
— Я хотела спросить, Анхенаридит, — нерешительно начинает она. — До меня дошли слухи… Это правда, что принято решение прекратить все исследовательские работы в Бездне и наглухо перекрыть туда доступ?
— Да. Работы по установке саркофага уже ведутся. К концу февраля все должно быть закончено, — его голос спокоен и уверен. Ее же явно мучают сомнения:
— Но… ведь это лишает нас шанса…. надежды… Как жить, когда не остается даже надежды?
— Надо жить будущим, Альера. Нельзя бесконечно стремиться в прошлое. Оно ушло, его не вернуть, — Анхен встает и обнимает вампиршу за плечи.
— Но разве у нас есть будущее, Анхенаридит? — она поднимает на него глаза. Огромные, очень красивые и очень печальные глаза цвета больной бирюзы. А он, едва касаясь, целует ее в губы.
— Надо жить, Альера. И создавать — свое будущее. А не пытаться откапать собственное прошлое, губя при этом все живое вокруг.
Она какое-то время молчит, прислонив голову к его плечу, а он легонько гладит ее по волосам. Потом взгляд ее останавливается на мне, и в глазах появляется удивление. Безмерное удивление.
— Конэсэ? Вы отдали ей конэсэ?
— Подарил, — Анхен тоже смотрит на меня. Во взгляде — теплота, на губах — легкая улыбка. — Это уже не конэсэ, просто безделушка, — вампир склоняется надо мной, и аккуратно укутывает одеялом. — Спи уже, — улыбаясь, шепчет он мне, и вновь оборачивается к вампирше. — Все думаю: может, распилить ее на две половинки, чтоб удобнее было девичьи косы закалывать?
— Как вы можете так? — вампирша, похоже, шокирована. — Неужели вам совсем-совсем не жаль?
— Мне многого жаль, Альера. Но поддерживать проекты, которые столетиями не дают результатов, уродуя эту землю, я не могу. И я рад, что мне удалось настоять на их закрытии. Мы не можем губить еще и этот мир.
— Но этот мир губит нас, — она отвечает ему очень тихо, я едва ее слышу.
А дальше — не слышу уже ничего. Веки мои потихоньку тяжелеют, и я засыпаю, так и не успев ничего понять.
А проснулась выспавшейся, отдохнувшей, с чувством невероятной легкости во всем теле. Радостная проснулась. И эта радость переполняла меня, пузырилась воздушными шариками. И была она ни от чего — просто радость. Какое-то время лежала, пытаясь сообразить, где я. Небольшая комната, белая дверь, светлые стены. Подо мной жесткая кровать с железными спинками, рядом тумбочка. У противоположной стены стул и стол. Вся мебель не только очень простая, но еще и не новая. У тумбочки покосилась дверца. Спинка стула выщерблена и облезла. Нда, не «Горная долина», однозначно. А быстро привыкаешь к хорошему.
Смутно вспоминается переполненный больничный коридор, Анхен, вампирша, непонятный разговор. Видимо, сон. Он снова стал мне сниться. А во сне он был хороший, добрый. Улыбался. Вот только поцеловал не меня, а вампиршу. Неправильный сон.
Пытаюсь встать, и у меня выходит. Чуть закружилась голова, но быстро прошла. Подхожу к двери, выглядываю. Коридор, переполненный, больничный. Значит, хоть это не приснилось. Я заболела, и меня отвезли в больницу. Сначала положили в коридоре, а теперь перевели в палату, видно, место освободилось. В одноместную палату. Даже в светлогорской больнице таких палат было не много, и клали туда не каждого. А я точно не в Светлогорске.
Ладно, сначала дело. По больнице полагается ходить в халате, но халата у меня нет, иду так. Прогулка до туалета оставляет тягостное впечатление. Коридор не слишком широк, а коек там довольно много. Душно, тяжелый запах. Все лежат. Никаких бесед, только тяжелое хриплое дыхание, стоны. Сестры не видно.
С облегчением закрываю за собой дверь палаты, подхожу к окну. Пейзаж тоже особо не радует. Первый этаж, за окном кусты, немного видно дорожку, дальше дома. Тоже больничные корпуса, или другие какие строения — не разобрать. Вдалеке видны горы.