Было назначено следствие, тянулось оно долго и окончилось так: немец Шмидт, виновник и причина несчастья, забрав свои капиталы и детей, беспрепятственно уехал на родину, в Пруссию. Он был не русский подданный, к тому же у него нашлось высокое покровительство, так как он был лично известен самому кайзеру[172]
.Хозяева приисков заплатили семьям убитых какие-то гроши и дали пособие на раненых. Ротмистр Быков, сыгравший в руках Шмидта такую фатальную роль, был отдан под суд.
Суд затянулся. Множество свидетелей указывало на невменяемость Быкова в минуту отдачи приказания стрелять. Это сильно смягчало вину, а общественное мнение требовало примерного наказания.
Грянула война с Германией. И Быков с первых же дней начал хлопотать о разрешении поступить в армию, на фронт, на передовые позиции. Он добровольно отказывался от всех привилегий рождения и службы. Это, собственно, равнялось наказанию, но он умолял позволить ему идти простым, рядовым солдатом.
Окружающим и следователю в частной беседе он сказал:
– Если я не получу разрешения вступить в среду войск, то все равно покончу жизнь самоубийством. Это я уже давно решил, только объявление войны этим извергам немцам, этим зверям в образе людей, удержало меня.
Я хочу отомстить. Кто знает, не будет ли судьба милостива ко мне и не поставит ли она меня лицом к лицу со Шмидтом. Он немецкий офицер и даже состоит на действительной службе, несмотря на то что жил в Сибири.
Жить с «тем» воспоминанием на душе я не могу, не в силах. «Они», те, убитые мною, каждую ночь приходят ко мне. «Они» показывают свои кровавые раны, показывают свои мозолистые руки, высохшие тела и говорят, говорят… Слова их стучат мне в голову! Полуголодные, нищие, оскорбленные, с голодными женами, с больными детьми… А я, я расстрелял их, по капризу этого изверга! – И Быков скрипел зубами.
Один раз, упрашивая следователя похлопотать об нем, Быков даже опустился на колени.
– Но не иначе, как нижним чином, – закончил он. – Я хочу понести мой крест рядом с теми, кого я погубил и обездолил по милости проклятого немца! Теперь я вечный и неоплатный должник перед простым народом. Я должен послужить ему, сколько хватит сил. Все мои мысли, чувства, желания, вся моя нервная система сосредоточена и направлена на месть. Если я найду Шмидта – на что я крепко надеюсь, – я убью его непременно, даже и в том случае, если сам я буду убит раньше его!
Таким образом, по вашим словам выходит, – улыбнулся следователь, – что вы хотите убить Шмидта, будучи уже сам мертвецом?!
– Да, да! – с жаром подхватил Быков. – Именно так. Я чувствую, в моей душе выросло нечто такое, что выше и сильнее смерти!
Благодаря горячему заступничеству следователя Быков, согласно его желанию, был отправлен на фронт простым рядовым солдатом Иваном.
Скоро полк, куда поступил Иван, вступил в Восточную Пруссию[173]
. Шло наступление, продвигались быстро.Иван с первых же дней поступления в полк стал любимцем всей своей роты. Утром вставал он первым, вечером ложился спать последним, хлопоча и заботясь обо всем. Не было той услуги, в которой Иван отказал бы своим товарищам, не было работы, от которой бы он старался отделаться или свалить на другого.
Напротив: помочь, облегчить, заменить другого – было для Ивана настоящим удовольствием.
– Душа-человек! – звали его солдаты.
К Ивану обращались постоянно и с просьбами, и с поручениями: почисти ружье, согрей чайник, дай махорки, одолжи сахарку и так далее.
И Иван чистил ружье, ставил на огонь чайник, а ранец его, в котором никогда не переводились махорка и другие солдатские лакомства, всегда был открыт для всех и каждого. Но любимым делом Ивана была разведка неприятельских позиций. Пробраться глубоко в тыл врага было для него чем-то особенно заманчивым.
Не было ни одной разведки, в которой не участвовал бы Иван. Как-то незаметно с первых же дней службы он забрал себе эту привилегию. Когда вызывали желающих, он выступал первым. Когда шли по назначению, он страстно и упорно упрашивал послать и его.
– Бога для, ваше благородие! – молил он. И надо сказать правду, более ловкого и толкового разведчика трудно было и найти. Добраться до линий врага, обшарить местность было для Ивана какой-то потребностью. В таких случаях он мог не есть и не спать по несколько суток подряд. Отправляя его на разведку, ротный не раз уже приказывал: «Не лезть, куда не следует!»
Ничего не помогало, Иван рвался и шел на разведки, как на свидание. Начальство не могло им достаточно нахвалиться.
Что это он, точно ищет кого-то в Пруссии? – заметил однажды полковой командир.
– Кто же его знает, – ответил ротный. – А невероятного в этом нет ничего. В Пруссии, как говорят, задержана не одна тысяча наших простых рабочих. А у них, у солдат, сват, зять – все близкая родня, которая имеет право на помощь и поддержку.