– А все же было бы лучше, если б оно осталось на дне старого колодца! – прошептал со вздохом Джемс.
Рассказы
Жрица богини Гатор
‹Глава IV›
Прошло несколько дней[121]
. Вера и старик с утра уходили на работы, которые до сих пор не дали ожидаемых результатов: храм все еще не находился. Я же ежедневно, в сопровождении двух слуг, отправлялся на охоту. Выслеживать степных дрохв[122] и антилоп, а затем мчаться им наперерез на степной лошади достав ляло мне большое удовольствие.Как-то раз после окончания дневных работ Вера спросила дядю Фра, почему он так упорно ищет храм с восточной стороны колоннады, а не попробует с противоположной?
«Да ведь там, в папирусе, сказано: „и вошли они в
«Но ведь там же сказано: „и упал луч
Старик стоял как громом пораженный, шляпа и палка выпали из его рук… Потом он ударил себя по лысине и вскричал:
«Дурак я, дурак, старый осел!»
Глава V
Назавтра же работы были перенесены с восточной стороны на западную.
Через несколько времени рабочие наткнулись на угол какого-то здания… от угла легко нашли и вход!..
Огромные каменные изваяния, в сидячем положении, своими мертвыми каменными лицами ясно говорили, что таинственный храм наконец найден.
С большими усилиями отрыли и наконец открыли тяжелую дверь… Мечта стольких лет наконец стала действительностью… Рогатая голова богини Гатор[123]
в царском венце смотрела каменными глазами на дерзких посетителей.Вера и сам дядя Фра долго стояли как завороженные. Они точно не смели переступить порога святилища, не смели нарушить вековой покой храма.
…
Обещанием хорошей платы дядя Фра ускорил ход работ: песчаный покров мало-помалу исчезал.
Храм оказался очень небольшим и задней стороною, по-видимому, упирался в гранитную скалу. Как обыкновенно старинные египетские храмы, он окружен был внутренним двором с колоннадами и крытыми галереями.
Все это было сильно запущено, разрушено. Но зато сам храм сохранился отлично.
Все стены и прямые четырехугольные колонны, сплошь покрытые живописью и иероглифами, стояли крепко. Яркие краски сохранили свой блеск, только позолота несколько потемнела; но это не портило впечатления, а, напротив, придавало всему какую-то особенную красоту и таинственность. Главной темой рисунков были похоронные обряды.
Здесь – особая каста отверженных приготовляла тела к погребению: пропитывала их натром[124]
, завертывала в тонкие ткани и украшала разрисованными лицами. Готовую мумию клали в роскошно раскрашенный гроб.Дальше – по Нилу плыла лодка, направляясь к Городу мертвых[125]
. Она увозила усопшего, окруженного родными, плакальщицами и всеми принадлежностями погребения.Там – подземные боги принимали умершего. Горус[126]
с головой кобчика взвешивал на весах его добрые и злые дела, а Тот с головою шакала[127] их записывал.Ниже – неумирающая душа в образе Ку[128]
выходила из могилы, бледная и светящаяся.Кроме статуи богини Гатор, других статуй в храме не было.
Гатор была величественна.
Могучая женщина в сидячем положении. Руки, согнутые под прямым углом, лежат на коленях, ноги крепко упираются в пьедестал. На плечах рогатая голова коровы, но увенчанная царским венцом. Вся статуя высечена из одного куска темно-красного порфира. У ног ее – цветок лотоса с новорожденным ребенком Осирисом-Горусом[129]
, как эмблема возрождения жизни.Огромный пьедестал, составленный из нескольких кусков серого гранита, богато покрыт горельефами. Тут сплелись в художественном сочетании голова слона с поднятым хоботом, острый клюв ибиса, тонкое тело змеи и рогатая голова Аписа[130]
. С правой стороны торчит плоская морда крокодила, далеко выдаваясь вперед[131].С левой стороны между украшениями можно различить незаметные ступени, по которым поднималась на пьедестал главная жрица храма. Там, у ног богини, она сидела на небольшом возвышении, на виду всего народа принимая поклонение, и оттуда же благословляла простых смертных.
Теперь дядя Фра и Вера окончательно переселились на раскопки, и только с трудом можно было вызвать их ко времени обеда.
Старик усердно описывал и зарисовывал внутренность храма, а Вера, забравшись на пьедестал богини, садилась у ее ног на место великой жрицы и уносилась мечтами далеко за пределы действительности.
На мои вопросы она улыбалась и постоянно отвечала, что очень счастлива.
Я тоже много рисовал, помогая дяде Фра. Хотя частенько краски сохли у меня на палитре, а я не мог оторвать глаз от милого лица жены.
Благодаря полумраку храма, фантастичности всей обстановки, лицо Веры, и так полное жизни, как-то одухотворялось, светлело, и я только сожалел, что не могу поймать ее взгляда, так как глаза всегда были устремлены через вход далеко в пустыню.
Найдя храм, дядя Фра, да и мы все, были уверены, что скоро откроют и вход в подземелье.